Читаем И дети их после них полностью

И дети их после них

«И дети их после них» – непревзойденный роман о становлении личности, о цикличности поколений. Роман, на страницах которого запечатлен истинный дух Франции. Далеким летом 1992 года, когда окутанный духотой город Эйанж спал, четырнадцатилетний Антони и его кузен, украв каноэ, отправились на нудистский пляж. В тот день судьба свела их со Стеф – первой любовью Антони. Эта встреча стала переломным моментом, определившим всю их дальнейшую жизнь. Четыре лета – четыре ключевых эпизода в жизни Антони и его друзей. Глазами этих подростков, чьи души обуяны хаосом, яростью, тоской, желанием вырваться в большой мир и отвоевать себе лучшее будущее, Матье показывает Францию девяностых, страну, задержавшую дыхание.

Николя Матье

Прочее / Современная зарубежная литература18+
<p>Николя Матье</p><p>И дети их после них</p>

Оскару

Есть между ними такие, <…> о которых не осталось памяти, которые исчезли, как будто не существовали, и сделались как бы небывшими, и дети их после них.

Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 44, 9.
<p>Часть I. 1992</p><p>Smells Like Teen Spirit<a l:href="#n1" type="note">[1]</a></p>1

Антони стоял на берегу и смотрел прямо перед собой.

Воды озера лежали на одном уровне с солнцем и казались тяжелыми, как нефть. Временами карп или щука, проплывая близко от поверхности, морщили их бархат. Мальчик потянул носом. В воздухе стоял запах тины, слежавшейся от жары земли. Июль усыпал веснушками его уже широкую спину. На нем не было ничего, кроме старых футбольных трусов и поддельных очков «рей-бен». Жара стояла убийственная, но дело было не только в этом.

Антони только что исполнилось четырнадцать. На полдник он мог умять целый багет с «Веселой коровой». По ночам ему случалось иногда сочинять песни, лежа в наушниках. Родители у него были полный отстой. А осенью он пойдет в третий класс[2].

Его кузен – вот кто не парится. Подремывает себе, растянувшись на полотенце, красивом, купленном на рынке в Кальви в том году, когда они ездили в лагерь. Даже лежа он выглядит высоким. Все запросто дают ему двадцать два, а то и двадцать три года. Кстати, кузен с успехом использует это обманчивое впечатление о себе, чтобы ходить туда, где ему бывать не положено. В бары, кабаки, по девочкам.

Антони вытянул из засунутой в карман шортов пачки сигарету и спросил у кузена, не кажется ли, часом, и тому, что они тут скоро подохнут от скуки.

Кузен не пошевельнулся. Под кожей у него угадывался четкий рельеф мускулов. Время от времени, когда на складку у подмышки садилась муха, его кожа вздрагивала, как у коня, которого донимает слепень. Антони тоже хотелось быть таким – стройным, с накачанным торсом. Каждый вечер у себя в конуре он отжимался и качал пресс. Но он был другой. Всегда квадратный, массивный, как бифштекс. Как-то в школе классный надзиратель доставал его из-за порванного футбольного мяча. Антони предложил ему встретиться у выхода. Тот так и не пришел. Да и «рей-бены» у кузена настоящие.

Антони закурил сигарету и вздохнул. Кузен знает, чего хочет. Антони уже несколько дней уламывал его сходить на пляж «голозадых», хотя это было слишком оптимистичное название, потому что ничего особенного там не увидишь, кроме девиц топлес, да и то не факт. Но, как бы то ни было, идея побывать там прочно засела в голове у Антони.

– Ну давай сходим…

– Не-а, – буркнул в ответ кузен.

– Ну пожалуйста.

– Не сейчас. Купайся себе.

– Да, правда…

Антони уставился на воду своим странным печальным взглядом. Как бы лениво опущенное правое веко искажало его лицо, придавая ему постоянно угрюмое выражение. И тут облом. Как и с этой навалившейся на него жарой, с этим неуклюжим, словно обрубленным телом, с ногами сорок третьего размера, со всеми этими прыщами, то и дело выскакивавшими на физиономии. Купаться… Легко ему говорить, этому кузену. Антони сплюнул сквозь зубы.

За год до того утонул младший Колен. Четырнадцатого июля, нетрудно запомнить. В тот вечер на берегу озера и в леске собралось много местных – посмотреть праздничный салют. Жгли костры, устраивали барбекю. Как обычно, сразу после полуночи вспыхнула потасовка. Сначала солдатики из казармы не поделили что-то с арабами из «зоны»[3], а потом ввязались «головастики» из Энникура. В конце концов в драку полезли любители отдыха на природе, в основном молодежь, но были и семейные мужики, пузатые обгоревшие на солнце бельгийцы тоже не остались в стороне. На следующий день на месте драки нашли обрывки жирной бумаги, испачканные кровью дрова, кучу битых бутылок и даже «Оптимист», мини-яхту местного акваклуба, застрявшую в дереве; неслабо, да? Не нашли только младшего Колена.

А ведь тот весь вечер торчал на озере. Это было точно известно, потому что он пришел туда со своими корешами, которые потом все подтвердили. Ребята как ребята, ничего особенного, Арно, Александр или Себастьен, только-только окончили школу, у них даже водительских прав еще не было. Пришли они туда специально посмотреть на традиционную драку, сами ввязываться не собирались. Но в какой-то момент оказались в самой гуще. Дальше все было туманно. Несколько свидетелей заметили паренька, который казался раненым. Вспоминали футболку всю в крови, а еще рану в горле – черную, влажную дыру. В сумятице никто не взял на себя труд оказать ему помощь. Утром постель младшего Колена оказалась пустой.

В последующие дни префект полиции организовал поиски в окрестных лесах, а аквалангисты тем временем обследовали дно озера. Зеваки часами наблюдали за тем, как снует туда-сюда оранжевый «Зодиак». Аквалангисты плюхались в воду спиной, доносился далекий всплеск, и потом все долго ждали в мертвом молчании.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное