И девять ждут тебя карет

Тут я сделала небольшое открытие, которое меня испугало. Мечты мечтами, но факт оставался фактом. Я влюбилась в Рауля. Дело вовсе не в вине и не в лунном свете и прочих романтических ловушках. И даже не в его шарме, которым он буквально окутывал меня в ту ночь. Сейчас я была совершенно трезвой, шел дождь, и о шарме не могло быть и речи... и все же я была влюблена в этого совершенно постороннего человека с холодным голосом, который говорил со мной резким и даже раздраженным тоном. Я, конечно, могла бы сдержать свои чувства и посмеяться над собственной глупостью, но мне нисколько не было смешно.

Я крепко закусила губы и с трудом глотнула воздух, ощущая горечь разочарования и желая только одного: чтобы он перестал задавать мне вопросы. Но он был настойчив, не оставляя резкого тона, из-за которого его довольно безобидные вопросы приобретали характер допроса с пристрастием.

Казалось, он все еще интересовался Уильямом Блейком. Это было мне неприятно — ведь я обещала Уильяму не говорить, что встретила его в Тононе.

— Кто он такой? Англичанин?

— Да.

— Он сел в автобус на Аннеси. Альпинист?

— Он поднимется оттуда в горы в конце недели.

— Он живет здесь?

— Да.

— Вы были знакомы с ним в Англии?

— Нет.

— А! Значит, он был в Вальми?

— Я не знаю.

— Долго он пробудет здесь?

— Послушайте, — взмолилась я, — какая вам разница? Почему вы меня допрашиваете?

Наступило молчание. Потом он сказал чопорно и в то же время смущенно:

— Простите. Мне не следовало вмешиваться в ваши личные дела.

— Да никакие не личные. Это просто... я не это имела в виду... просто не хотела вам говорить... — беспомощно лепетала я.

Он как-то странно посмотрел на меня:

— Что не хотели говорить?

— Да ничего. Послушайте, — с отчаянием сказала я. — Мне хочется помолчать. Вы ничего не имеете против?

Теперь уже не могло быть никаких сомнений: Рауль был в самом скверном настроении. Сердито сказав сквозь зубы: «К черту!», он повернул «кадиллак» на мост Вальми и стал подниматься по зигзагу вдвое быстрее, чем следовало. Машина рванулась с шипением рассерженной кошки к следующему повороту.

— Вы меня не так поняли. — И снова нотка с трудом сдерживаемого отчаяния. — Я вовсе не хотел лезть не в свое дело. Но...

— Знаю. Простите. — Я говорила почти так же резко, как он, выбитая из колеи не только его непонятным раздражением, но и унижением, которое испытывала, вспоминая о своих глупых мечтах. — Думаю, что просто устала. Я ходила по городу целых два часа, чтобы выбрать какой-нибудь материал на платье... О!

Я схватилась за голову:

— Я, должно быть, оставила его... да, оставила его в кафе; положила сверток на полку под столом, а потом Уильям побежал к автобусу... О господи, какая я дура! Я думаю, что если позвоню им по телефону... о господи!

Он вдруг резко нажал на сигнал. Я вздрогнула и спросила его:

— В чем дело?

— Какой-то зверек. Хорек, наверное.

Деревья мчались навстречу и исчезали в темноте. Впереди показался крутой поворот.

— Вы не могли бы ехать помедленнее? Я боюсь, — сказала я.

Машина замедлила ход и повернула, из-под колес брызнул фонтан камешков.

— Вы рассказали ему о том, что кто-то стрелял в березовой роще?

— О чем? Кому?

— Этому... Уильяму.

Я коротко вздохнула:

— Да, рассказала. Он думает, что это могли сделать и вы.

Машина ползла вверх по склону, словно пробивая себе путь по темному туннелю, образованному тенью, отбрасываемой деревьями. Рауль вел машину подчеркнуто осторожно, словно желая оскорбить меня этим.

Он молчал. Вселившийся в меня бес снова поднял голову, и я сказала, погрузившись в бездну идиотского самоистязания:

— Я не знала, что должна буду докладывать хозяевам все, что говорила и делала в свой свободный вечер!

Мои слова, как я и надеялась, задели его за живое.

— Я не ваш хозяин, — процедил он.

— Разве? — ехидным тоном спросила я, боясь, что вот-вот заплачу. — Тогда какое вам дело до того, что я делаю и с кем встречаюсь?

Мы находились на последнем повороте зигзага. Рауль вдруг нажал на тормоза, и «кадиллак» рывком остановился. Рауль повернулся ко мне.

— Вот какое, — произнес он тихо, немного задыхаясь, грубо притянул меня к себе, и его губы прижались к моим.