И девять ждут тебя карет

Уже три огонька светились в окнах белого видения, плывшего над лесом Вальми. И пока я смотрела, чувствуя, как что-то горячее подступает к сердцу, ожило еще одно окно, потом еще одно. Моя спальня, моя гостиная, детская... а потом я заметила два крошечных огонька, отделившиеся от теней, скрывающих нижнюю часть замка, и скользнувшие прочь от него, — машина выехала со двора. Леон де Вальми поднял тревогу. Господи, он уже поднял тревогу! Он не стал ждать до утра, а снова отправился проверять нас — и теперь весь Вальми был на ногах. Мне казалось, что я слышу беготню по коридорам, перешептывание слуг, гудение инвалидного кресла, жужжание в телефонных проводах. Ярко освещенные окна пятью глазами наблюдали за долиной. И потом, когда я, несмотря на охватившую меня панику, стала размышлять о том, зачем Леону де Вальми понадобилось поднимать на ноги весь дом, окна вдруг померкли, одно за другим, и Вальми вновь погрузился в темноту. Осталась лишь одна светлая точка, а внизу, на спуске, автомобильные фары описали два неровных круга и потухли.

Я ошиблась. Не было никакой тревоги. Леон увидел, что мы ушли, удостоверился в этом и вернулся к себе, ожидая у телефона. Ночь еще не кончилась, и Леон спустил на нас своего сторожевого пса. Бернара, которого заставили протрезвиться? Рауля?

Я повернулась и побежала к хижине под покровом черных сосен. Филипп тихонько постучал в дверь.

Прошло полминуты, три четверти минуты. Я стояла рядом с Филиппом, пытаясь преодолеть спазм страха, возникший где-то глубоко в сердце. Через мгновение все ужасы кончатся: раздастся успокаивающий звук шагов англичанина, Блейк подойдет к двери, щелкнет замок, на полу веранды появится желтый клиновидный отсвет огня, проникший через полуоткрытую дверь, и в прохладном ночном воздухе повеет теплом.

В лесу стояла тишина. Воздух обвевал спину холодом. Прошла минута, полторы минуты. Ни звука. Блейк, должно быть, все еще не проснулся.

— Постучать еще?

— Да, Филипп. Сильнее.

Я вздрогнула, когда он резко постучал костяшками пальцев о дерево. В ночном безмолвии леса это прозвучало как удар барабана. Мне казалось, что мы разбудили всех лесных зверей.

В последовавшей тишине я услыхала далеко внизу на дороге рычание мчащегося на полной скорости автомобиля.

Из шале не доносилось ни звука.

— Там никого нет. — Голос Филиппа дрожал; он, должно быть, кроме всего прочего, страшно устал, и это заставило меня собраться.

— Он просто очень крепко спит, — спокойно сказала я. — Давай посмотрим, может быть, нам удастся войти. Он не рассердится, если мы его разбудим.

Филипп поднял задвижку и толкнул дверь. К моему удивлению, она сразу открылась. Мальчик нерешительно ступил вперед, но я тихонько подтолкнула его, и он вошел прямо в комнату. От звука мотора, отдающегося в глубине долины, у меня по спине поползли мурашки.

— Мистер Блейк, — тихо позвала я, закрыв дверь, — мистер Блейк. Вы здесь?

Нас встретила тишина. Гулкая тишина пустого помещения.

По описанию Уильяма я знала, что в хижине всего одна комната, у задней стены небольшая пристройка-кладовая и кухня. Дверь, которая, по моим предположениям, вела туда, была закрыта. Комната, в которой мы стояли, служила одновременно столовой, спальней и гостиной.

Блейк, должно быть, недавно ушел. Вспомнив об огоньке в его окне, увиденном мной не больше часа назад, я не нуждалась в других доказательствах того, что он был здесь и засиделся довольно поздно. В печке еще тлели угли, вкусно пахло жареным мясом. Наверное, он поработал, приготовил себе ужин, а потом решил, несмотря на поздний час, спуститься в кабачок «Кок Арди». Одеяла на стоявшей в углу кровати были сложены аккуратной стопкой.

Полупустая комната была небольшой, от бревенчатых стен, пола и потолка, сделанного из сосновых досок, веяло смолистым ароматом леса, особенно ощутимым в нагретом воздухе. В комнате стоял приземистый самодельный стол, пара деревянных стульев и очень жесткая на вид кровать, под которой помещался какой-то ящик. В углу был прибит небольшой подвесной шкафчик; на полке, у изголовья кровати, были расставлены книги. На вешалках у печки была всякая всячина — веревки, рюкзак, старая куртка цвета хаки. На чистых тряпках под ними лежали разнообразные инструменты. В самом углу деревянная лестница вела к чердачному люку.

— Может, останемся здесь?

В голосе Филиппа появились ноющие нотки: он, должно быть, совсем выбился из сил. Меня тоже пугала мысль о том, что нам надо идти дальше. Куда идти? Наверно, так должна чувствовать себя преследуемая охотниками лиса, которой ценой последних, тщательно рассчитанных усилий удается забраться в свою нору. Я посмотрела на закрытую дверь, на теплую печку, на Филиппа:

— Да, конечно.

Машина, наверное, мчится на полной скорости по пути на виллу Мирей. Здесь нас вряд ли станут искать.

Я спросила:

— Как ты думаешь, ты сможешь взобраться по этой лестнице?

— По этой? Да. А что там наверху? Зачем нам лезть туда?