...И другие глупости

В школе Мурка всячески отлынивала от физкультуры. Первые пять лет обучения она придумывала разные уважительные причины вроде застарелого радикулита или хронического ишиаса, а класса с шестого нашла предлог такой несокрушимой физиологической силы, что навеки вогнала физкультурника в краску. Физкультурник, впрочем, не вполне ей верил и однажды пинками загнал в спортзал. Подогнал к канату и велел ползти наверх. Мурка подпрыгнула, уцепилась за веревку и больше ее из рук не выпускала. Хватка у нее была как у хорошей выучки волкодава. Физкультурнику пришлось лезть за ней, разжимать ей лапы и, перевалив через плечо, тащить на лавку. После этого он поставил ее к козлу. Мурке надо было разбежаться и через этого козла перепрыгнуть. Мурка разбежалась, легла на козла животом и пролежала до конца урока. С тех пор физкультурник ее в спортзал не пускал и, когда она в своих шароварах — были у нее такие спортивные трусы в сборочку, похожие на штаны Принца из «Золушки», эти штаны ей сшила мама из своих байковых панталон, чтобы Мурка на уроке не простудила попу, — так вот, когда она в своих шароварах появлялась на пороге, физкультурник сильно пугался и кричал: «Тебе нельзя! У тебя насморк!» — и ставил ей пятерку в журнал.

В институте, где с занятиями было строго, Мурка совершенно добровольно явилась на первую же физкультурную пару. Педагог посмотрел на две лиловые макаронины, которые заменяли ей ноги, и определил в группу для слабосильных. В этой группе дистрофиков Мурка проковырялась пять лет. Все пять лет она стояла посреди зала и осуществляла подскоки на месте. Однажды, впрочем, попробовала обежать зал по периметру, но педагог перехватил ее на полпути и долго обмахивал газеткой.

И вот года два назад эта Мурка встала на лыжи. Более того, заявила, что у нее, как у героини фильма «Москва слезам не верит», в сорок лет началась новая жизнь, так как она вошла в большой спорт. Большой спорт располагался где-то под Питером, где несколько предприимчивых людей насыпали пару горок, построили пару коттеджей и назвали все это горнолыжным курортом. На горнолыжном курорте под Питером Мурка каждые выходные каталась на «лягушатнике». То есть, может, и не на «лягушатнике», может, эта горка как-то по-другому называлась, но мы звали ее «лягушатником». Кроме Мурки там катались дети дошкольного возраста. На «лягушатнике» Мурка провела два года жизни. Ребенок Кузя время от времени пытался затащить ее на нормальную взрослую горку, но Мурка упиралась и даже безобразно скандалила. В каком-то смысле она была права: на «лягушатнике» она могла, к примеру, тихонько стоять и без ущерба для собственного достоинства делать вид, что она многодетная мамаша и надзирает за детьми, а потом сползти вниз на своих двоих. А на большой горке — фигушки! Однажды Мурке крепко не повезло. Из Питера привезли большую партию воспитанников средней группы детского сада для новых русских, и ей пришлось посторониться. Некоторое время она хоронилась за ближайшей сосной и, кусая губы, наблюдала, как они прыскают с ее накатанного места, а потом побрела на большую гору. Только с большой горы Мурка не съехала. На большой горе она тут же упала на четыре толстые лапы и пропахала снег курносым носом. Борозда, которую она пропахала, была такой глубины и такой ширины, что один спортсмен примерно Муркиной квалификации принял ее за лыжню-одноколейку.