...И двадцать четыре жемчужины

Ясин был в недоумении, получив повестку с приглашением явиться в управление милиции — никаких причин вроде не было.

Следователь, совсем молодой человек с веселыми глазами, был похож на деревенского гармониста. «Ему лишь картуз, цветок за ухо — и в компанию «Ярославских ребят», — подумал Ясин.

В комнате за соседним столом сидел еще один сотрудник, который что-то писал и лишь иногда бросал взгляд на Ясина.

Следователь представился Ясину, хотя из повестки было понятно, что фамилия его Сухарев.

— Дмитрий Васильевич, вы не догадываетесь, зачем мы вас пригласили?

— Не имею ни малейшего представления.

— Я вызвал вас по просьбе ленинградской милиции. По делу рукописей, похищенных у гражданки Туровской. Нам известно, что вы недавно ее посетили.

— Да, я был у нее.

— И вы из-за этих рукописей специально ездили в Ленинград?

— Исключительно из-за этого. Меня очень заинтриговало письмо Истомина.

— Вы можете нам сказать, что же в письме было такого интригующего?

— Я взял его с собой... Вот... посмотрите.

Сухарев прочитал письмо.

— Что вы можете предположить насчет содержания этих записок?

— В том-то и дело, что не могу даже представить, о чем речь.

— А вы не пытались разыскать их?

— Нет. Мне, конечно, хотелось бы их найти, но ведь ни малейшей зацепки... Мне важно знать, что же хотел сообщить Истомин. А вам-то удалось что-нибудь разузнать?

— Пока обсуждаем версии. Насколько хорошо вы знали Истомина?

— Ответить на это довольно затруднительно. В те времена мне было не до того, чтобы вникать в характеры. Вообще-то, как я помню его, он производил впечатление интеллигентного человека, не пользовался блатным жаргоном, там это было редким исключением. Держался очень незаметно... На моем участке он работал учетчиком. А вообще-то я еще раньше, в Киеве, был знаком с ним. Но это было, как говорится, шапочное знакомство, а потом вот привелось увидеть его уже зэком. Знаете, я, может быть, там, на прииске, умышленно старался избегать его — он вызывал у меня какое-то особенное сочувствие... Это даже трудно объяснить.

— Ну что ж, спасибо вам за сведения. Интересно, вот вы журналист. Там, на Колыме, вам удавалось писать?

— Тогда такой возможности почти не было. Да я ведь университет позже окончил. Теперь стараюсь наверстать упущенное.

— Журналист... Профессия уж очень интересная... Можно сказать, весь мир перед вами... Вы, наверно, и искусством интересуетесь?.. И на выставках часто бываете? Не пишете о них?

— Нет. Хотя вы угадали, искусством интересуюсь, особенно изобразительным.

— И художников знаете?

— Так, немногих. Довольно узкий кружок.

— А больше кем интересуетесь — молодыми или «старичками»?

— Пожалуй, и теми и другими.

— А художник Эньшин вам не знаком?

— Эньшин?.. Нет, я только слышал о нем, да и то нелестные отзывы. А что? Вам нравятся его работы?

— Я их не видел. Мне тоже о нем рассказывали и тоже отзывались отрицательно.

Потом Сухарев поинтересовался, долго ли Ясин пробудет в Москве, и сказал, что есть надежда отыскать эти загадочные «записки».

На Сухарева и Бурмина Ясин произвел хорошее впечатление. Но... Вот ведь какие ребусы загадывает иногда жизнь: они-то разыскивали возможный автопортрет некоего художника, тот, что на фотопленке, найденной у Фогеля, а оказалось, что это портрет журналиста Ясина.

Бурмин достал из стола цветные отпечатки с этой пленки. Они увидели, что портрет выполнен превосходно — художник сумел передать не только внешнее сходство, но и обаяние личности Ясина.

— Кто же все-таки автор этого портрета, так это и не удалось выяснить. Ну, довольно любоваться. — Бурмин убрал снимки. — Что теперь скажет полковник, я заранее знаю... Съязвит, что нам просто везет. Но все же он будет доволен.

 

Весь этот день Кузнецов никак не мог сосредоточиться на работе — он реставрировал старинную икону. Но дело сегодня не спорилось, и Кузнецов решил пойти на выставку: нужно было увидеть работы знакомых художников.

Кузнецов прохаживался по залам, рассматривая картины, и вдруг его внимание привлекла мелькнувшая фигура человека. Профессиональный взгляд художника сразу отметил: знакомый облик! Кузнецов пригляделся внимательней — в компании мужчин стоял тот самый человек, который предлагал Кузнецову копию с муренинской иконы.

«Нужно узнать, кто он... необходимо как-то удержать его!..» Для раздумий не оставалось времени. Кузнецов решился, подошел к говорившему.

— Молодой человек, извините. Можно вас на минутку?

— К вашим услугам.

Они отошли в угол зала, и Кузнецов спросил:

— Вы меня не узнаете?

Мужчина посмотрел непонимающе:

— Простите, нет, не узнаю...

— Ну как же, постарайтесь вспомнить. Вы еще мне икону «Положение во гроб» предлагали. Так вот, мы бы могли возобновить этот разговор...

Лицо мужчины было спокойно.

— Совершенно ничего не понимаю. Какая икона? О чем вы?

— Вспомните. Вспомните. Я Кузнецов, живу на улице Усиевича. Мы с вами тогда до рынка дошли...

— Извините, но это какое-то недоразумение. Вы меня с кем-то спутали.

— Да нет же, нет. Это были вы, я хорошо помню.

— Но это просто нелепость. Иконы?.. Нет, нет, вы ошибаетесь.

И он вернулся к своим спутникам.