Райнер шел по набережной и представлял, как бы он чувствовал себя в своем Петербурге, не проиграй немцы войну. Он бы не отказался прожить в этом городе несколько лет, он был бы здесь полезен своему отечеству. К тому же здесь легче, значительно легче было бы увеличить состояние, выгодно вложить средства и получить немалую прибыль.
Уже давно Эньшин не испытывал такой тревоги. Он заметил, что появилась дрожь в руках, стало покалывать сердце, и ему пришлось запастись таблетками.
Последнее время он ловил себя на том, что, выходя на улицу, как-то машинально оглядывался — не следует ли кто за ним.
Ему осталось продержаться самые пустяки, всего несколько дней. Документы оформлены, препятствия устранены, оставалась одна трудность — провоз валюты, но благодаря Райнеру и это улажено. Вот и поедет он, Эньшин, теплоходом вокруг Европы. В одном из городов его будут ждать, помогут сменить подданство. И начнется другая, яркая жизнь, сбудутся все его мечты... Лишь при воспоминании о сокровищах, отданных Райнеру, Эньшиным овладевала тоска по утраченному — в который раз он думал, не совершил ли ошибки, отдав целое состояние. Наверно, усталость помешала найти другой выход. И все же несколько предметов ему удалось оставить — они пополнят капитал Эньшина в Европе. Он сохранил для себя нагрудную икону, ту, которой вряд ли найдется равная, — с двадцатью четырьмя жемчужинами, с сиренево-голубой камеей. И еще две панагии — «фамильные реликвии», как теперь их называет Эньшин.
В Европе он будет состоятельным человеком, заведет свое дело. Только скорее бы пересечь границу. Скорее сесть на теплоход. И наконец выбросить из памяти кошмары Старицкого монастыря. Там, в Европе, он заставит себя забыть все... Но сейчас он не может отогнать, уничтожить в памяти заживо погребенного Лисовского, бегство из подземелья...
...Лисовский был поражен, когда Эньшин открыл проход под часовней. Спустившись вниз, увидел, что сундук стоит на том же месте. Еще больше был поражен Лисовский, наблюдая, как Эньшин открыл в стене проход из-под часовни в провал. Вслед за Эньшиным Лисовский со страхом спустился туда. Открыли тяжелую дверь и очутились в узкой пещере. «Так вот каким путем выкрал Эньшин содержимое сундука!»
— Значит, так вы и подобрались к моим вещам?
— Что вы городите: «вашим вещам». Они никогда не были и не будут вашими. Сейчас они мои, а потом будут у Райнера.
— Нет. Они сначала должны быть у меня. Отдайте немедленно.
— Да полу́чите, полу́чите вы их!
Проход был кое-где укреплен столбами. Встречались небольшие завалы. Пройдя значительное расстояние, Эньшин остановился, осветил стены, что-то искал на них.
— Придется вам, Лисовский, подождать меня здесь! Мы пошли не совсем правильно. Сидите и ждите.
— Фонарик оставьте.
— Зачем? Вдруг мой испортится? Нужен запасной. А вам все равно не надо двигаться.
Эньшин ушел. Свет фонарика все слабел, и наконец Лисовский оказался в полной темноте. Он присел на корточки и стал прислушиваться. Ни единого звука не было слышно.
Лисовский думал о сокровищах, которые должен отдать ему Эньшин, о том, как он постарается встретиться с «хозяином», а потом уехать за границу. Все это давно продумал...
Эньшина все не было. Потом до Лисовского донесся неясный шум и легкое сотрясение — и так несколько раз. Лисовский вдруг страшно испугался — уж не произошел ли обвал и не придавило ли Эньшина? Он еще подождал, но потом его охватил ужас при мысли о том, что если погибнет Эньшин, то где же он, Лисовский, будет искать спрятанное? Решил ползти обратно, в том направлении, куда ушел Эньшин. Прополз немного и увидел свет от фонарика. Появился Эньшин. Лисовский ожил:
— Вы целы?
— Как видите.
— Я думал, вас засыпало.
— Да, едва уцелел. Но завал большой. Обратно к часовне нам уже не пройти.
— Как же быть? Ведь и в других местах может обвалиться.
— Боитесь? Все равно идти нужно.
Двинулись дальше. Пройдя некоторое расстояние, Эньшин остановился:
— Обождите еще. Пойду посмотрю ход — тут рядом развилка.
— Я пойду с вами. Больше не останусь.
— Что еще за разговоры? Мне нужно, чтобы вы ждали здесь. И не возражайте.
Лисовский остался. Через некоторое время ему показалось, что кто-то стучит по стенам. Потом он снова услышал шум обвала.