И-е рус,олим

(C) шли по ночному Городу неспешно, чтобы не расплескать приятной атмосферы, зачерпнутой на щедрой дегустации божоле в винной лавке Ави Бена. Джаз, сыр, багеты и с дюжину незнакомых сортов вина. Качество и количество выпитого вдохновляло. Люди вокруг отчего-то желали общаться. Лица были добрыми и беззаботными. Вино выявляло русский акцент, но улыбки оставались израильскими, без достоевщины. Периодически к (C) подходили чокнуться совершенно незнакомые люди, просто от избытка радости. Знакомых было мало, всего двое -- Гриша, да модный стоматолог Йоэль. (C) познакомились с Дороном, общительным поставщиком вина, поболтали по-русски с председателем какой-то профессиональной организации, которого приволок общительный Дорон, потом улыбались навстречу всем, кого общал общительный Дорон. Иврит смешался с русским и перерос в приятный праздничный гул.

Когда пить уже стало невозможно, а до полуночи, до торжественной откупорки божоле, доставленного последним рейсом из Франции, оставался час, (C) решили проветриться. Их очень растрогало, когда на выходе с них взяли торжественную клятву, что они вернутся, а потом все-таки уговорили выпить еще по стаканчику -- чтобы не было скучно гулять. Лавка выходила прямо на Кошачью площадь, и в этот поздний час расположившиеся здесь бродячие ремесленники разбирали груды китчевой подростковой атрибутики, перекусывали на ходу, перекликались, отирались вокруг девиц, впадали в кальянную нирвану на пестрых индийских подстилках. После этого зрелища вопрос, почему иерусалимцы забыли официальное название площади и называют ее только "Кошачьей" -- отпадал.

Гуляя, (C) обнаружили легкость общения необыкновенную и приятность ночного иерусалимского маргинального люда. Правда, был один угрюмый прохожий, ступавший след в след обдолбанному дьяволу. Он смотрел нехорошо и обозвал (C) "пидарасами". Это их почему-то страшно развеселило.

Вернувшись, (C) были встречены у Ави Бена радостными криками новых знакомых. Старый знакомый Йоэль исчез, а старый знакомый Гриша упился до делового состояния и порывался "решать вопросы", но наступила полночь. Ровно в полночь было откупорено несколько ящиков свежеподнятого в Иерусалим французского божоле и "немедленно выпито".

Впечатленные и промытые, (C) прикупили несколько бутылок то ли запомнившегося из понравившегося, то ли понравившегося из запомнившегося.

Домой они шли долго, не торопясь, зигзагами, стараясь не разбить побрякивающий пакет. Ночь выдалась теплая. Фонари освещали зелень и путь, крыши и холмы освещала луна, явившаяся, как серебряные карманные часы из черного жилета. Парковая скамейка, развернутая к пейзажу. Сирена "скорой". Звук, от которого никуда не деться -- амбуланс, модем и чайник пищат почти одинаково.

Еще "скорая". Что-то случилось. Слишком много амбулансов в одну сторону. Не в первый раз. И не в последний. Даже если теракт... (C) научились жить здесь и сейчас, а потом еще, а потом -- взгляд на небо и снова. Они сели на скамейку и вслух подумали о том, что иерусалимское существование тоже происходит, как пьяное возвращение домой -- зигзагами. А иначе в этом Городе не получается.

Кот

Он ожил! Ицхак! Он ожил! Он выпал из смерти, как кот из мешка, продрав его когтями и извернувшись. Он почуял поступательное движение смерти, он растопырил лапы, уже дряхлые, но все еще мощные от непреклонности. Он ударил лапой и принес жертву, смягчившую Всевышнего. Он остановил жернова! Нам дали отсрочку.

Небо утратило жесткость и жестокость. Город со скрипом остановился. Отсрочка! Пусть ненадолго. Я слишком хорошо знаю вертикалов. Они снова не будут жертвовать малым, не желая думать, что чем больше долг, тем страшнее он взыщется. Они снова забудут, что не могут приносить человеческие жертвы, но могут сами быть приносимы, что право на замену скотом не воплотить без Храма.

Сможет ли Сфинкс совершить жертвоприношение и в следующий раз? И будет ли принята его случайная жертва? Ведь в жертву должны приноситься лучшие, а не случайные. И если этой ночью в кафе случайно оказались лучшие, то так не будет всегда.

А Храмовая Гора продолжит корежиться и проседать в пустоты, оставленные ворами, прокравшимися между подрагивающими во сне лапами умирающего. Смертельный сон всегда заканчивается смертью. И мой Нетнеизм -- лишь искусственная почка, помогающая перекачивать софты в новый мир, но не способная надолго продлить дни Сфинкса.

(C)

Из больницы "Адасса" Макс вернулся с тремя подростками -- одним собственным и двумя жившими неподалеку. Подростки были оживлены, можно было решить, что болезненно, а можно что и не болезненно, а в пределах возрастной нормы, просто наконец-то что-то общенародное и значительное приблизилось к ним настолько, что одно из последствий можно навещать в больнице. Громкие молодецкие голоса, переходящие в похохатывания, Анат услышала, когда все еще только поднимались на третий этаж.