Либералы, анализируя ход и итоги кризиса, пришли к самым неутешительным выводам. «То, что называют „ми- нистерским“ кризисом,— писало прогрессистское «Слово»,—имеет важное и общественное значение... Одна за другой за эти годы с политической сцены сходили общественные группы, но перед исчезновением октябристов невольно охнешь и откроешь рот от изумления. Ведь если устанавливающейся системе управления Россией не нужны даже такие лица, как Гучков, оказавший громадную моральную поддержку правительству еще в кровавые дни московского восстания,— то кто же нужен?» [92]. Подводя итоги 1909 г., Милюков уныло констатировал: «Постепенно уничтожаются все результаты, добытые манифестом 17 октября, возрождается революционное настроение, начинавшее уступать место строго-конституционному, и, таким образом, увеличивается острота борьбы и опасность столкновений...» [93].
«Министерский» кризис кончился тем* что Столыпин остался у власти ценой полной капитуляции перед правыми и камарильей, переориентировки с октябристов на националистов.
27 апреля 1909 г. царь на имя Столыпина издал рескрипт, где говорилось, что законопроект о штатах морского генерального штаба он не утверждает. Столыпину, вместе с военным и морским министрами, предписывалось в месячный срок выработать правила, разграничивающие сферу компетенции верховной власти и законодательных учреждений в делах военного управления, т. е. дать толкование 96-й статье Основных законов, трактующей об этом предмете. Уже сам рескрипт означал нарушение Основных законов, так как всякое толкование закона могло проходить лишь в обычном законодательном порядке — через Думу и Государственный совет. Выработанные «Правила 24 августа» означали новое нарушение Основных законов, очередной маленький государственный переворот. «По разъяснению „правил",— писал В. И. Ленин,— утвержденных без всякой Думы, статья 96 основных законов оказалась сведенной на нет! Штаты военные и морские оказались по этим „правилам"
В сентябре 1909 г. Столыпин дал нашумевшее интервью редактору провинциальной газеты «Волга», в котором фигурировала известная фраза: «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Другим тезисом этого интервью, который привлек наибольшее внимание, было осуждение партийного политиканства, направленного на захват прав верховной власти в пользу Думы. И правые и либералы смысл этого интервью расценили совершенно одинаково: как отмежевание от своего октябристского союзника. Произошла, по выражению одной газеты, «смена г. Гучкова г. Балашовым». «Смена Гучкова Балашовым». Параллельно и ов связи с «министерским» кризисом развивался кризис октябристского «центра».
В начале 1909 г. во фракции возник так называемый «гололобовокий инцидент». Октябрист Я. Г. Гололобов выступил в заседании Думы против решения фракции принять запрос социал-демократов о преследовании профессиональных союзов, открыто и демонстративно нарушив
партийную дисциплину. Два заседания фракции, где обсуждался этот вопрос, превратились в настоящую свалку. Скандал кое-как удалась замять, но ненадолго. Вскоре возник другой конфликт по вероисповедным законопроектам, в результате которого группа октябристов в 11 человек во главе с Гололобовым вышла из фракции и образовала фракцию так называемых «правых октябристов» (го- лолобовцев).
Следующий конфликт, возникший в апреле 1909 г., т. е. в разгар «министерского» кризиса, был более серьезным. Поводом послужили разногласия по старообрядческому вопросу, но истинная причина лежала глубже. Несколько октябристов во главе с Н. Г. Черкасовым посетили Столыпина и представили ему список «надежных» депутатов-ок- тябристов, на которых Столыпин мог положиться. Смысл этого визита состоял в том, чтобы договориться со Столыпиным об организации «центра» из правых октябристов и умеренно-правых. Брат премьера, А. А. Столыпин, член' ЦК партии октябристов и сотрудник «Нового времени», свидетельствовал, что умеренно-правые рассчитывали отколоть от Гучкова примерно три четверти фракции. В другой статье с характерным заголовком «Вихрь предательства» тот же А. А. Столыпин, не называя ни одного имени, но прозрачно намекая на Родзянко, писал, что под руководством последнего во фракции возник заговор против Гучкова, с тем чтобы свалить его. Родзянко для этой цели вошел в контакт с думскими умеренно-правыми и влиятельными лицами в «сферах». За кулисами, негодовал автор, возникла «ползучая интрига», «возможным обер- иудам давались партийные посулы до надежды на председательское место включительно» [95]. Гучков и Родзянко ответили на эту статью тем, что оба подали в отставку: один — с поста председателя фракции, другой — с поста товарища председателя. После длительных и сложных препирательств, уговоров и голосований конфликт был внешне ликвидирован: оба лидера взяли свои отставки обратно, но всем было ясно, что достигнутое соглашение очень непрочно.