i_ee2f01a228bad134

Когда до окружающих дошло, раздался дружный смех. Он нарастал, как приливная волна. Хохотали от мала до велика, хватались за животы, а стражник даже забылся и, утирая слезы смеха, хлопнул Жмутса по плечу:

- Ну, даёшь, мужик!

Тот дернулся и ожег весельчака ненавидящим взглядом. Посреди всеобщего веселья он старался сохранить лицо и скрыться за маской высокомерного презрения, но в заляпанном томатами наряде, с всклокоченными волосами и треснувшим моноклем это удаётся далеко не каждому. Жмутсу не удалось. Мадам Гортензия не смеялась с остальными, но и жалости во взгляде не читалось. Теперь она смотрела прямо на клеветника, сложив руки на груди, но словно бы его не видела. Жмутс не смутился – для этого нужно обладать хотя бы начатками совести, а он был напрочь её лишен, поэтому смотрел на гномку с дерзостью опытного лжеца и даже пробормотал что-то оскорбительное.

- Мерзавец, - прорычал Робин и вскинул над головой принесенную петлю, раскрутил на манер лассо и одним ловким броском накинул на Жмутса. Тот опомниться не успел, как руки оказались прижаты к бокам. Глядя на него, я испытывала смешанные чувства, потому что вспомнила некую принцессу, которую чуть больше недели назад вели через площадь в точно таком же нелепом положении. Только, в отличие от меня, Жмутс это заслужил. – Вот теперь и проверим, кто тут лжец, - удовлетворенно произнёс эльф и повернулся к Амброзию Высокому. – Вы ведь хотели провести расследование? Можем сделать это здесь и сейчас.

Принц поколебался, но разрешил жестом. Робин ухмыльнулся и несколькими рывками подтянул Жмутса поближе. Я вгляделась в белые комки на лассо и чуть не расхохоталась, узнав в них правдоцвет. Мы с мадам Гортензией, не сговариваясь, переглянулись. Взгляд гномки искрился весельем: обе вспомнили первую встречу, когда она учинила мне самый настоящий допрос, думая, что я покушаюсь на Рудольфо.

- Это правдоцвет, - громко пояснил Робин собравшимся. – Не столь мощный, как магическая клятва, зато прост в использовании и сгодится, когда нужна быстрая проверка. Достаточно задавать вопросы, на которые нужно отвечать «да» или «нет». Если ответ правдив, цвет останется прежним, если же испытуемый солгал, то… лучше продемонстрирую, как это работает. Начнём с правды. Ваше имя Жмутс?

Допрашиваемый упорно молчал, поэтому один из стражников ткнул его пикой в мягкое место.

- Да, - зло выпалил тот. Цветы замигали красным, а в тех местах, где они соприкасались с открытыми участками кожи, показался дымок. Я инстинктивно дотронулась до своих запястий, вспомнив, как жгло и щипало их во время допроса. Жмутс извивался, как муж, застигнутый в чужом шкафу.

Рот мадам Гортензии округлился. Робин тоже удивился.

- Вот это да, - пробормотал он и почесал затылок.

Хозяин «Цветолюкса» солгал даже насчет имени.

После секундного замешательства допрос продолжился.

- Мадам Гортензия когда-нибудь заимствовала ваши идеи? – сурово спросил эльф.

Жмутс сдерживался до последнего, но когда давление цветов стало нестерпимым, выкрикнул:

- Да!

По впалым щекам текли злые слезы.

Правдоцвет сменил оттенок с красного на зловеще-багряный. Со стороны казалось, что вместо венчиков теперь пылают бутоны огня.

- А вам случалось выдавать её идеи за свои, как в случае с мечтирисами? – безжалостно продолжил Робин.

Ответ и его последствия были предсказуемы, наглядно всем продемонстрировав, что собой представляет несостоявшийся королевский цветочник.

Наверное, имей Жмутс мужество правдиво ответить хоть на один вопрос, признаться в том, что поступил дурно, я не смогла бы считать его всецело плохим человеком. Но он держался за ложь до конца, с непонятным упорством. А, может, и сам уже в неё поверил? Вдруг для тех, кто привык постоянно кривить душой, мир тоже искривляется, и всё в нём наоборот?

- Довольно, - раздался голос Амброзия Высокого. – В дальнейшей проверке нет нужды. Уведите его. Суд состоится в ближайшие дни, на нём будет вынесено окончательное решение, и определена мера наказания.

- А как же мой магазин? Что будет с ним? – Жмутс отмахнулся от стражника и указал на стоящего рядом со мной Кена. – И вот это несчастное дитя. Я всё, что у него осталось в этом огромном безжалостном мире. Бросите меня в тюрьму, и мальчик окажется на улице, один-одинёшенек… есть ли в вас хоть капля сострадания? «Цветолюкс» помогал нам сводить концы с концами.

Жмутс смахнул несуществующую слезу батистовым платком с золотой монограммой.

Пожилой принц обернулся, озадаченно глядя на Кена, и на челе отразилась неуверенность.

- Он мне почти как сын! – продолжал заливаться негодяй.

- Я не его сын, и никогда им не был! – возмутился Кен. - Он мне даже не дядя. Господин Жмутс или Пустос или Хропус или как-там-его-ещё подкупил судью, чтобы получить надо мной опекунство и присвоить наследство родителей. «Цветолюкс» по закону мой!

Всё это он выпалил звонко, на одном дыхании.

Лицо бывшего лжеопекуна исказилось злобой. Он отбросил платок и выпростал к мальчику руки, словно пытался дотянуться до его горла через всю площадь.

- Дай только доберусь до тебя, щенок!