И это называется будни

Самая удобная для Юрия смена — утренняя: весь остаток дня и вечер в полном твоем распоряжении. Вольный казак. Вечерний досуг — как бы награда за труды праведные, и Юрий проводит его то во Дворце культуры, совершенствуя свое мастерство игры на гитаре, то на «Бродвее». Иногда и рюмочку пропустит, не без того. Правда, в утренней смене сильно донимают исследователи — только и знают что требуют брать пробы да замерять температуру металла. В дневной смене их тоже хватает. Спокойнее всего работать ночью.

Но сегодняшняя утренняя смена не вызвала у него оскомины, хотя разного люда нашло в цех значительно больше, чем обычно. Институтские исследователи во главе с Межовским, заводские из центральной лаборатории и технического отдела, Лагутина. И еще какой-то совсем незнакомый человек в очках, с задумчиво-одухотворенным лицом и добрым взглядом. Держался он тише всех и незаметнее всех, в разговоры не вступал, никаких предложений не высказывал. Юрий поначалу и подумать не мог, что этот скромняга — не кто иной, как Глаголин, сделавший совместно с Гребенщиковым расчет фурмы, которую предстояло испытать, от которой так много ждут. В отличие от предыдущей, новая фурма имела собственное наименование — ГРИГ, что означало: «Гребенщиков и Глаголин».

Пока заваливали в конвертор очередную порцию металлолома и заливали чугун, дежурные слесари водрузили фурму на законное место. Опасаясь выбросов, Сенин, которому Флоренцев и на этот раз поручил опробовать новую фурму, посигналил сиреной, чтобы люди рассредоточились на безопасном расстоянии.

Продувка прошла спокойно и по своему режиму ничем не отличалась от предыдущих продувок. Ничем, кроме того, что была на две минуты и пятьдесят секунд короче. На второй продувке удалось сэкономить еще десять секунд, на третьей — еще десять.

— Юрка, ты чувствуешь, чем пахнет? — спросил, подойдя к сыну, Серафим Гаврилович. — Это пять процентов экономии от общего времени, то есть с двух конверторов за год больше шестидесяти тысяч тонн металла дополнительно. И ни на чем! На одной дырявой медяшке. А когда третий конвертор пойдет… Вот что значит наука!

Юрию приятно, что отец радуется успеху всякого человека, будь это даже ненавистный ему Гребенщиков, лишь бы выигрывало дело. Но от него не ушел и подспудный смысл отцовских слов: и тебе, мол, учиться надо.

Зашипел кислород, мягко заурчал конвертор, давая понять, что настроен миролюбиво, но осторожный Сенин на всякий случай опять посигналил.

По рабочей площадке промчался Гребенщиков и, взбежав по лестнице на пульт к Сенину, засел там, чтобы понаблюдать за очередной продувкой.

Когда он спустился вниз, лицо его отнюдь восторга не выражало. Потому и улыбка, которой он отвечал на поздравления, была деланной — появится и исчезнет, как растянутая и неожиданно отпущенная резина.

А вот главного виновника сегодняшнего торжества никто не удосужился поздравить. Глаголин по-прежнему стоял в сиротливом одиночестве, и Юрию захотелось хоть как-то обогреть его.

Улучив момент, он подошел к Глаголину, протянул руку, вытерев предварительно о штанину, и после нескольких слов благодарности добавил:

— Вы там сообразите, как бы еще время поджать.

Глаголин недоуменно поднял сутулые плечи.

— Вам и так спешки прибавилось.

— Ну и что? У нас как ребята говорят? «Не потопаешь — не полопаешь». Деньжат-то больше капнет. Даже прикинули, на сколько.

За их спинами остановились Гребенщиков и Лагутина.

— Странно, что вы так на это смотрите… — говорил Гребенщиков. — Пресс-атташе завода…

— Н-не знаю. Меня, откровенно говоря, мало привлекают функции пресс-атташе.

— А почему? Освещать в печати успехи завода…

— И неуспехи?

— Это я не имел в виду. Вспомните старую мудрость: «Говори о себе только хорошее, плохое о тебе друзья скажут».

— Если только успехи… — протянула Лагутина, — так это скорее рекламбюро, а не пресс-атташе.

— Реклама — двигатель…

— …торговли? — нашла возможным пошутить Лагутина.

— …прогресса. А прогресс, если хотите, тоже нуждается в рекламе, — уже с раздражением бросил Гребенщиков и проследовал дальше.

— Ну зачем вы так… резко?

Лагутина повернула голову и увидела поблизости Глаголина.

Они не были знакомы, и ей показалось, что замечание адресовано кому-то другому. Но Глаголин смотрел прямо на нее.

— У человека праздничное настроение…

— …его техническая мысль одержала победу… — подхватила Лагутина..

Глаголин покраснел от смущения. Он лишний раз убедился, что белые нитки, которыми сшито его содружество с Гребенщиковым, видны каждому.

Кончилась смена, и Лагутину оттеснили конверторщики. Всем скопом навалились они на Глаголина, чтобы поближе познакомиться с человеком, который, будучи, как они, рабочим, да еще к конверторному делу непричастным, сумел сконструировать такую удачную фурму.

Перед уходом домой Серафим Гаврилович и Юрий заглянули в кабинет к Борису.

— Ты что это пренебрегаешь своими обязанностями! — с ходу напустился на сына Серафим Гаврилович. — Одного тебя только и недосчитались.

Борис отклонился от стола, забросил руки за спинку кресла.