И это пройдет…

Пашка бросил взгляд на Аню, сегодня она показалась ему удивительно хорошенькой, хотя раньше он считал ее угловатой плюшкой. Но с недавних пор она изменилась. Он заметил это во время импровизационных этюдов, ей очень удачно удалось изобразить греческую амфору. В отличии от Оли Аня много смеялась, никогда никого не критиковала, а еще загадочно улыбалась. Полина правда недолюбливала Аню. Они постоянно соперничали за роли. Природное Полино озорство рвалось наружу, она лучше всех кричала: «Пиастры!»— чем заслужила роль в конкурсной постановке «Острова сокровищ». Там должны были играть одни мальчишки, но сестра прорвалась, она стала хитрющим попугаем Джона Сильвера, и единственной девочкой в команде пацанов. Сейчас в новогоднем спектакле Поле досталась роль Бабы Яги, и получалась, надо заметить, отменно. Но сестра была недовольна, она хотела сыграть Машу.

«Новогодние приключения Маши и Вити» были ее любимым детским фильмом. Каждый год, пока родители готовились к празднику, нарезали салаты, Поля наряжала елку, а на экране происходили волшебные приключения. Она видела себя Машей. Но эту роль отдали Ане. Она очень расстраивалась, смирение так и не пришло. Пашка вообще не понимал, как сестре удается так лицемерно лгать. Если взглянуть на их отношения с Аней со стороны, то можно подумать, что они лучшие подруги, не разлей вода. Но Паша то знал, как злобно шипит Полина, часто называет Аню дурочкой.

— Пироги будете с брусникой? Мне мама напекла, вы таких вкусных не ели, — доставая корзинку, закрытую ярким полотенцем с оранжевым петухом, спросила Аня.

— Давай, — радостно протягивая руку, ответила Полина, она так доброжелательно улыбалась, что невозможно было поверить, что между девчонками есть хоть какое-то противостояние.

Паша тоже взял пирог, он осторожно посмотрел на спустившуюся Олю. Она старалась завесить лицо своими иссиня-черными волосами. Ему стало как-то стыдно, он чувствовал, что девочка очень переживает из-за их дружбы.

Поезд тронулся, колеса медленно отстукивали глухой ритм, подобно сердцу, в такт отбивали ложечки, покачивающиеся в граненых стаканах, обнятых серебристыми подстаканниками. Дрожали занавески, за ними проплывали покрытые сугробами полустанки, тьма пожирала землю, лишь фонари разрывали плотное черное одеяло яркими желтыми всполохами.

— Паш, сыграй, — попросила Аня, ее голос звучал мягко, уже не детский, какой-то странный, сливающийся со стуком колес.

Он расчехлил гитару, белые тонкие пальцы, словно пауки подкручивали колки. Аня следила за его руками, было в них что-то загадочное, она не понимала, как он перебирает струны так быстро. Ей самой хотелось научиться, но никак не хватало времени и усидчивости, она играла на фортепиано и это занятие утомляло ее. И очень боялась, что новый инструмент ей наскучит.

Паша запел:

«Полковнику никто не пишет,

Полковника никто не ждет.

На линии огня

Пустые города,

В которых никогда

Ты раньше не бывала.

И рвутся поезда

На тонкие слова.

Он не сошел с ума,

Ты ничего не знала.¹⁴

Аня слушала его голос, следила за быстрыми переборами. Что-то в ней менялось. Ей хотелось, чтоб Оля осталась в городе, Снегурочку могла сыграть любая другая девочка. Аня икоса бросила взгляд на подругу, та явно чувствовала себя не в своей тарелке. «Так нельзя», — пролетело в голове Ани. Но вопреки принятому решению, она улыбнулась Паше. Он поймал ее томный взгляд. И слегка кивнул.

7 января 2005