И это пройдет…

Аня страшно боялась экстремальных видов отдыха, но под уговорами мужа все-таки осилила рафт. Пока они летели через пороги по реке Мзымте, ей думалось, что еще чуть-чуть, и она умрет от страха. Вздымающиеся потоки воды, сильное течение, валуны, мелькающие перед глазами, вокруг которых клубится пена. Повторять подобный эксперимент Ане не хотелось. Вместо сплава она пошла с группой смотреть ледник, но обуви, подходящей для дальних прогулок по горным тропкам, у нее не нашлось. В мягких розовых балетках на тонкой подошве шкандыбала она по камням сквозь борщевики. Аня чувствовала себя самым несчастным человеком в мире.

А посмотреть было на что. Вековые деревья подпирали голубое небо, в котором реяли огромные птицы, снежные хребты тянулись бесконечной грядой. Под ногами сновали юркие ящерицы, они переливались на солнце зеленым и голубым. Большие и маленькие цветы, покрытые капельками росы, подставляли свои лепестки для бабочек и стрекоз. Серая кавказская добрая пчела, перелетая с бутона на бутон, напоминала почти ручного котенка, который случайно занялся добычей меда.

Андрей играл в настольный теннис, с удовольствием лазил по горам, жарил на мангале с мужиками шашлыки, старался игнорировать все Анины злые взгляды. Ночью на лагерь набрасывались комары и огромные летучие мыши. На танцевальной площадке гремело:

«Да, Да, Да, Да,

Это — Кавказ

Да, Да, Да, Да,

Горный пейзаж

Вай, Вай, Вай, Вай

Солнечный край

Вай, Вай, Вай, Вай,

Вот он где рай»²⁵

Когда они наконец переместились к морю, оказалось, что Андрей не умеет плавать, терпеть не может пляжи. Аня хотела пойти загорать одна. Но ему это совсем не понравилось. В результате, вместо купания, она таскалась вслед за ним по всем экскурсиям. А он обвинял ее в том, что ему очень жарко. Самшитовые леса, голубые озера, удивительные старинные постройки встали у Ани поперек горла.

Их служба началась в маленьком городке под Санкт-Петербургом. Курортный район, наполненный дорогими современными домами, прятавшимися за высокими заборами, и старыми дворянскими дачами с большими террасами, высокими крышами, задевающими за уставшие лиственницы, сначала понравился Ане. Но офицерское общежитие оказалось местом убогим, и никакие прекрасные леса, окружающие воинскую часть не могли этого исправить. Маленькая угловая комнатка с плесенью, разбитое окно, отсутствие элементарных личных удобств: в комнате предполагался только рукомойник. Общая кухня, туалет и душ. Офицеры курили на этаже, аккуратно примостившись между старым велосипедом и каким-то серым обшарпанным ящиком. Пару раз Аня была свидетельницей драк, которые случались то ли из ревности, то ли от скуки. Тетки ходили в цветных ситцевых халатах, из комнаты в комнату сновали дети.

Все это напоминало Ане коммунальную квартиру, в которой жила ее крестная много лет назад. Длинный темный коридор с большим количеством дверей. В одной из комнат обитал алкоголик, который иногда не успевал дойти до туалета и опорожнялся там, где упал. В другой- старая бывшая бандерша Тамара. Она выглядела устрашающе. На голове красовались бигуди, в детстве Ане казалось, что женщина просто завернула их однажды и больше не снимает, глаза густо накрашены синими тенями и какой-то ужасной, черной, как сам черт, тушью. Тамара носила бархатный, повидавший виды красный халат, на толстых, с выступающими венозными синюшными узлами ногах красовались зеленые шерстяные носки и пластиковые тапки на платформе. Тетка все время ругалась с алкоголиком. Еще в этой коммуналке жил ВДВ-шник, каждое второе августа он купался в фонтане, гонял по рынку, не успевших спрятаться торговцев арбузами и бухал. На один из праздников он притащил к себе в гости какого-то моряка. Муж крестной, случайно застав их на кухне, присоединился к высокой беседе. Весь вечер они обсуждали, как раздобудут баржу и будут на ней торговать.

И действительно, вскоре в деревенский домик, где Аня проводила оставшиеся дни каникул вместе с мамой, приехал муж крестной, сама крестная и какой-то усатый отставной полковник. Мама отправила Аню погулять. Но та притаилась в терраске и слушала взрослые разговоры. Полковник пытался перепить мужа крестной, но в результате набрался так сильно, что не мог стоять на ногах. Держа в одной руке вилку с нанизанной на зубцы шпротиной, другой, сжатой в кулак, стучал по столу и кричал: «Молчать, молчать, вашу мать». Так они ни до чего и не договорились.