И это все о нем

Следом за кооператорами заваливались шумной гурьбой рэкетиры (рэкетиров и раньше так называли): «Скажи, Гриша, а вот как позакрывают кооперативы – куда нам деваться?» – «Одни позакрывают, другие откроют», – успокаивал и их Гриша. «И то верно!» – радовались рэкетиры, и забирали у Гриши разные кооперативные игрушки.

Иногда заходил человек в кепке, с крепко зажатой в руке газетой и горящим взглядом. Он долго мялся, не решаясь задать главный для него вопрос. Наконец, пересилив волнение, интересовался: «Как там наши, демократы, продержатся?» Задав вопрос, сторонник демократии с надеждой смотрел на Гришу. И Гриша не подводил: «Демократы продержатся». – «Главное, чтоб гласность была. Это сейчас важно». – «Гласность пока будет». – «А Ельцин как?» – «Ельцин в порядке». – «Главное, чтоб Сталина не реабилитировали». – «Сталина не реабилитируют». – «Это очень важно».

Шли к Грише военные, генералы и прапорщики, маршируя по пути. «Здравия желаем! – приветствовали они по-военному Гришу. – Скажи нам правду, не воспользуется ли коварный враг нашей конверсией?» – «Не волнуйтесь, товарищи военные, нашей конверсией никто и никогда не сможет воспользоваться», – как мог, успокаивал военных Гриша. «А прекратятся ли нападки на нашу славную армию?» – «Не волнуйтесь, товарищи бойцы, покритикуют и успокоятся». Услышав это, военные успокаивались и тихо маршировали себе обратно.

Но чаще всего собирались под Гришиными окнами толпы людей с транспарантами. Всех их интересовал один вопрос: «Победит ли перестройка?» Знал Гриша ответ и на этот непростой вопрос: «Обязательно победит. Для того она и начата, чтобы победить».

И не было случая, чтобы Гриша не смог предсказать того, что произойдет в будущем.

Но вот однажды к Грише пришла старушка. Эта старушка была старой-престарой. Ей было лет, наверное, сто или даже двести. Ведь старые старушки могут жить сколько угодно. Она погладила Гришу по голове и спросила: «Скажи, внучок, будем мы жить когда-нибудь по-человечески или нет?»

И вот тут впервые Гриша ничего не ответил. Он только наклонил голову и, спрятав глаза, тяжело вздохнул. И было непонятно: то ли он не знал ответа на этот вопрос, то ли просто не хотел огорчать старого человека.

Голубь

У Григория Федоровича в жизни все было хорошо. Квартира 37,5 кв.м., двухкомнатная. Блочный дом, пятиэтажный. Кухня 5,5 кв.м. Балкон. Все хорошо. И, главное, с личной жизнью никаких проблем не возникало. Поскольку ее, личной жизни, у него и не было. Так что все хорошо. Ну, за исключением разве что этажа. Если бы не этаж, то вообще все было бы просто замечательно. И дело не в том, что пятый, против пятого этажа он ничего не имел, а в том, что последний. Да и с этим можно было смириться, если бы ни голубь. Этот наглец взял себе в привычку ходить по крыше. Да и это еще полбеды. Ходил бы да и ходил себе. Но голубь – вот что самое неприятное – топал. Вот так топал: топ-топ, топ-топ, топ-топ… Целый день. Ночью, врать не буду, не топал. А может быть, и топал, только Григорий Федорович ночью спал и никакого топота не слышал. Хорошо спал Григорий Федорович.

А днем, когда вконец надоест голубиное топанье, Григорий Федорович выйдет на балкон, задерет голову и смотрит вверх. А с крыши голубь голову свесит и смотрит на Григория Федоровича.

«Ты чего тут топаешь, а? – потеряв терпение, спрашивает Григорий Федорович. – Ты – голубь, птица гордая и независимая, ты летать должен, парить в небесах на радость всем. А ты топаешь тут целыми днями, словно конь какой. Только кони в отличие от тебя делом занимаются, а не по крыше топают. А если тебе так приспичило, будь добр, спустись на землю и топай там сколько влезет. А на крыше изволь, братец, соблюдать правила общежития. Это хорошо еще, что у меня детей маленьких нет. И жена ничего не слышит, поскольку ее, жены, тоже нет и не было никогда. Но это твое топанье все равно мешает и изводит. И как с ним бороться, просто ума не приложу, хоть участкового вызывай, честное слово».

Разговаривает так Григорий Федорович с голубем, а тот в ответ головой только вертит. Нечем ему возразить.

Выскажет Григорий Федорович все, что думает, и идет себе на кухню, 5,5 кв.м.

Да, совсем забыл сказать, были у Григория Федоровича еще и соседи, куда без них. Только он с ними не был знаком, да и общих тем для разговора не было. Они же жили ниже Григория Федоровича, и топота их он не слышал. Скорее всего, это он мог им мешать, но они ничего ему об этом никогда не говорили, а сам он спросить стеснялся.

Знал Григорий Федорович из соседей только одну старушку. Она жила на первом этаже и все время сидела на лавочке у подъезда. Выйдет порой Григорий Федорович, сядет рядышком и болтает с ней обо всем, и о голубе, и о его топанье, до позднего вечера. Впрочем, может, и не было никакой старушки вовсе. Может, Григорий Федорович ее просто выдумал. Ну, чтобы жить немного веселей было. А вот голубь был. Точно был. Кто бы иначе топал, если не голубь.

Встреча