i f36931a51be2993b

  Это было бы хорошо. Слишком, чтобы такая авантюра удалась. А жаль...

  Ирия - ужасная дочь... Но чувство вины перед матерью не возникло. Карлотта тоже пожертвовала. Невинно осужденной - ради преступника. Как раньше принесли в жертву Эйду - "во имя блага семьи".

  Так что будет просто великолепно, если теперь справедливость восторжествует. Вот только вряд ли - на то она и справедливость. И старый хрыч тоже вряд ли заглотит столь вкусную наживку. На то он и старый, на то и прожженный.

  - Это - правда? - прищурился вышеозначенный хрыч. Очевидно, переваривая выгоду от столь интересной новости...

  Хорошо бы!

  - Клянусь Творцом, - вздохнула Ирия.

  - Поклянись своей любовью к моему сыну.

  Приехали! Поверил-таки. Вот только как теперь быть? Можно клясться тем, во что не веришь, доказывая ложь. А вот ложью, отстаивая правду...

  - Клянусь всем, что для меня дорого. Клянусь памятью вашего сына!

  - Подойди сюда... графиня. Сядь! - старик указал на обитую синим сукном скамеечку у своих закутанных ног.

  Вблизи это одеяло - тёмно-бордовое. Как засохшая кровь.

  Ну что хрычу еще надо? Оставит он Ирию в живых или нет?

  Вблизи его лицо - еще страшнее. Изборожденное морщинами и бесчисленными красными жилками.

  Склоняется.

  Когтистая птичья лапа цепко стиснула подбородок гостьи:

  - Страшись, если лжешь!

  Ощущение, что шипящий голос исходит не из почти безгубого старческого рта. Из самих угольно-черных глаз с почти алыми белками. Горящих больным лихорадочным огнем.

  В молодости эти глаза наверняка были красивы. А доживший до старости Анри стал бы копией этого дряхлого злобного коршуна?

  А сама Ирия - чьей? Карлотты?

  Возможно, смерть в юности - не самое страшное зло. Но прежде времени в Бездну всё равно - неохота.

  - Я не лгу.

  Ни единым словом. Анри был Ирии дорог.

  Был. И есть.

  Она вздрогнула, встряхнула головой, смахивая слезу и отгоняя ее верных, неразлучных сестер... Еще бы удалось разжать и невидимый ледяной кулак, стиснувший сердце! А заодно - тоже ледяные, но вполне живые жесткие пальцы, острыми клещами впившиеся в подбородок. Ладно хоть не в горло!

  - Боишься?!

  - Нет, - честно ответила девушка, в упор глядя в уставшие ненавидеть глаза.

  Чужой старик, вцепившийся тебе в челюсть, не страшнее любимого человека, подписавшего твой смертный приговор. Ничуть не страшнее. Вот если мерзавцу еще что в голову придет...

  Но герцог-коршун уже разжал хватку:

  - Налей вина.

  Ирия бросила на него малость ошалевший взгляд. Лицо еще ощущает следы его пальцев. Не исключено, что завтра проявится синяк.

  Ну и змеи с ним! У Эйды когда-то синяки не только на лице были... А сама Ирия в детстве вечно ходила в царапинах - и ничего.

  - Налей вина... графиня! - чуть раздраженно повторил старик. Махнув рукой куда-то в сторону наглухо задрапированного окна.

  А, вот - трехногий столик рядом с портьерой. Шедевр работы очередного сверхталантливого мастера веков ушедших.

  Столешница сливается с полутьмой комнаты. Смутно темнеет бордовый графин. Под цвет стариковского одеяла.

  - И себе, - добавил Ральф Тенмар.

  Жидкость цвета очень темного рубина наполняет высокий прозрачный бокал. Один из пяти, выстроенных в ряд на лакированном столике. Издали их не видать - как и батальную сцену на подносе. Только совсем вблизи.

  Разглядишь тут что лишний раз - если старик свечи экономит.

  И гардину на окне вряд ли отодвинут до весны, а жаль! Там, наверное, сейчас ясная и звездная зимняя ночь. Или зимний вечер, или утро.

  Темнеет зимой рано, а рассветает поздно. Ирия с этой болезнью совсем запуталась со сменой дня и ночи.

  Если она выживет сегодня - настежь распахнет в комнате все рамы. Если, конечно комнату гостье еще оставят...

  Распахнет - и увидит яркую луну и россыпь мерцающих звёзд!

  А пока есть лишь чужой полумрак чужих апартаментов чужого замка... Хотя какой теперь считать своим?

  Полумрак - и живой сгусток ненависти и злобы. С коим нужно пить горьковатое вино. И говорить. Даже если совсем не хочешь. Ни того, ни другого.

  Догорают тусклые свечи, тоскливо колотит в ставни одинокий ветер. Молчит старый герцог, вот-вот опустеет изящный бокал. И закончится время.

  А в одной из галерей высокомерно усмехается со стены молодой, аристократично прекрасный двойник Ральфа Тенмара. Нестареющий.

  - Тебе нравится вкус этого вина?

  Яд там, что ли? Ну и пусть.

  Ирия отхлебнула глоток побольше. Поморщилась. Усмехнулась.

  - Он - непривычен.

  - Я спросил не об этом.

  - Бывало и хуже.

  Лучше яд в вине, чем в словах и деяниях родных. Бывших и настоящих.

  - Оно настояно на полыни. После него кажется сладким любое другое. А когда привыкнешь к нему - никакого другого уже не захочешь. Ты можешь остаться в моем замке. Тебя будут называть Ирэн Вегрэ, моей племянницей. Катрин позаботится о тебе. Иди.

  Глава пятая.

  Начало Месяца Рождения Зимы.

  Эвитан, Лиар.

  1

  Известие, что его хочет видеть родная маменька, лорду Тарренту привез монах-леонардит.

  Первым порывом стало - отказать. В конце концов, Леон ничем ей не обязан и ничего не должен. А навредить ему она не в силах! И не будет в силах уже никогда.

  - Сестра Валентина настаивает на вашем визите, - повторил монах, пристально глядя в глаза лорду.