...И грянул гром

Когда он воевал в Афгане? Или проводил спецоперации в Чечне? Возможно. Однако в одном он был уверен: именно ельцинский указ «О свободе торговли», выплеснувший на улицы не только его родного города, но и всей России толпы людей, которые что-то остервенело перепродавали друг другу, стал той временной отметкой, от которой можно было бы вести условный отсчет начала бурного развития черного лекарственного рынка. Этот же указ стал отличной ширмой для «лекарственных мальчиков», которые стали зачинателями психоторговли. Юркие и трезвые, с объемистыми спортивными сумками, они умудрялись оставаться незаметными среди сомкнутых шеренг продавцов на стадионах, и в то же время делать так, чтобы их легко находили те, кому надо. И никто не покушался на выбранные ими места возле «опознавательных знаков». Один из таких «знаков» — табачный киоск у выхода из метро — находился неподалеку от его родного дома, в котором прошли его детство, юность и уже более зрелые годы. Эти же ухватистые «комсомолята» могли вполне доступно объяснить любому и каждому, как пользоваться тем или иным препаратом, а их речь, еще не набитая жаргоном и сленговыми словечками, выдавала пусть даже незаконченное, но все-таки высшее образование.

Шли годы, и, возвращаясь из многомесячных командировок в Москву, он видел, как меняется структура торговой гвардии на улицах города. Разбогатевшим мальчикам стало западло самим мокнуть под дождем или стучать ботинком о ботинок на морозе, однако свято место пусто не бывает, и добровольные помощники нашлись довольно быстро — ими оказались сами наркоманы. А вскоре и они стали исчезать, теснимые азербайджанской группировкой, освоившей рыночную торговлю анашой и маком. Впоследствии, как рассказывали Агееву, они освоили и торговлю метадоном — сильнодействующим синтетическим наркотиком внутривенного введения.

Господи милостивый, кто бы мог подумать, что Москва позволит себе опуститься в эту трупно смердящую, страшную по своей сути клоаку!

Тяжело вздохнув, Агеев чуть приоткрыл глаза и покосился на притихшую парочку, которую то ли повело, то ли просто развезло в чердачной духотище от полного истощения организма. Эти, поди, хоть и базлают про винт, но сидят, судя по всему, на эфедроне — наркотике, который производят в домашних условиях из эфедрина и теофедрина. Его основное «преимущество» перед другими — низкая стоимость, которая, правда, компенсировалась страшенным разрушительным действием, вызывающим опасения даже у самих наркоманов. Эйфория, искаженное восприятие времени и реальности, повышенная возбудимость и сильное сексуальное возбуждение, особенно у женщин. Так что парни воруют где ни попадя что ни попадя, чтобы только поиметь к вечеру свою дозу, а у девчонок чуть проще: утром — доза, вечером — минет. И наоборот: вечером — доза, утром — минет.

Правда, после того как азеры заполнили столичные рынки, появилась еще одна дешевая дрянь, так называемый «русский героин». А если проще, то ацетилированный опий, который также приготовляется в домашних условиях путем обработки сухой измельченной маковой соломки растворителем или уксусным ангидридом. Те из наркоманов, кто пробовал это, признавались, что большей и паскудней дряни, чем этот раствор из неотделяемого белого или коричневого героина, за что он и получил за рубежом свое название, еще не придумано. Но что самое страшное в нем, так это жесткая зависимость после первых же приемов.

Задумавшись и размышляя о превратностях судьбы-злодейки, которая подсаживала на иглу и вполне порядочных людей, Агеев знал об этом не понаслышке, он даже не заметил, как из-за дощатой перегородки, словно тень отца Гамлета, выскользнул все тот же Длинный и молча кивнул Агею, чтобы тот шел за ним. Развернулся и словно растворился в чердачных полутонах.

— Мать твою!.. — выругался Агеев и шагнул следом. Рассматривая этот дом снизу, он даже представить себе не мог, что под его крышей скрывается столь огромное чердачное пространство. И еще подумал о том, что, видимо, не зря шайки и компании наркоманов, оккупировавшие подобные чердаки, называли их «городом». Это действительно был город в городе, со своими порядками, со своим уставом и законом.

Пробираясь лабиринтом полуразрушенных вентиляционных труб и каких-то стоек, спотыкаясь и матерясь, они пошли в сторону тускло светящей лампочки, откуда доносился приглушенный ритм тяжелого рока и все явственней пахло марихуаной. Казалось, каждый дюйм чердачного пространства был пропитан этим запахом. Еще одна дверь — и Агеев оказался в просторном помещении, которое освещала серая от пыли стоваттка, подвешенная к деревянной балке.

Агеев осмотрелся. Разбросанные циновки и матрасы, поверх которых лежали человек двадцать наркоманов. Кто в штанах, а кто и в трусах. А какая-то белозадая девица вообще оттопырилась на грязной циновке и, по-видимому, ловила кайф. Сам же Стакан сидел в вольтеровском кресле и смотрел какой-то сериал по явно украденному телевизору.