И я там был..., Катамаран «Беглец»

— Да знаю я валерьянку! — отмахнулась Марья Петровна. — От рук твоих химией какой-то смердит…

— А… — вспомнила я про серу и засмеялась. — Нечистой силой пахнет!

— Что-что? — всерьез всполошилась Марья Петровна.

— Розы я поливала от болезней раствором серы…

— То-то запах знакомый! — вспомнила с облегчением сразу повеселевшая Димкина бабушка. — И наши давеча все розы брызгали… А у соседей в саду — вообще сплошь белым облито… Любят нынче эту химию… Тьфу!

— Вот видите, — входила я в раж. — И на всех участках так! А ведь в старину считалось: где черт появится — серой запахнет. Как нахлынет теперь на наши дачи нечистая сила!..

— Да ну тебя… Шутишь все! — догадалась Марья Петровна. Но на всякий случай перекрестилась и залпом выпила валерьянку.

— Ох! — всплеснула она руками, отдавая мне рюмку. — Картошка сгорит! Картошку для Димочки варить поставила…

С проворством, которого трудно было ожидать от столь представительной особы, она сбежала с крыльца и заспешила к своей даче.

Я решила не ломать голову над рассказом Марьи Петровны, а отложить новости до Димкиного разъяснения. Но его, как назло, не было в тот день до самого вечера. Где-то он пропадал с моим «Зенитом»… И только когда стемнело и мы с племянниками по заведенной традиции уже уселись у костра печь картошку, появился Димка, хмурый и необщительный, как в те редкие дни, когда к нему приезжали родители. Но поговорить о событиях все-таки не пришлось, потому что у костра появился новый человек.

Костер мы разжигали возле дачи, прямо за проволочной сеткой под соснами. Большой не разводили, чтобы искрами и дымом не опалило хвою. А небольшой костерок с еле заметным пламенем был залогом полного невмешательства взрослых.

Сидели мы всемером, не больше. Обычный наш расширенный состав. Вообще, надо сказать, бабушки мне доверяли и довольно скоро после моего появления, когда, наконец, окончательно удостоверились, что у нас тихо и спокойно, сами на костер перестали показываться, чему были, по-моему, страшно рады. Помню, как уходили они удивленно. На цыпочках. Будто спугнуть боялись наше хорошее поведение!

Я и сама удивляюсь, с чего это у нас так было. Даже Игорь, которого никто не любил, не гонялся за Олькой. Они были самые старшие, перешли уже класс в шестой и вечно дрались. А когда Игорь еще начинал задираться с Катей, а Виктор по-взрослому за нее заступался — тут вообще возникала свалка! А потом, в отместку за все, Игорешка отказывался собирать хвою для костра и принципиально сидел на пустом ведре, греясь за счет других, и тогда «общественность», отстаивая справедливость, вновь принималась на него нападать…

Я всегда защищала Игоря. Он один, не считая Димку, умел пользоваться фотоаппаратом и снимал меня в этой малолетней компании.

В общем, так было только при бабушках и сразу вдруг изменилось в тот день, когда я вздумала прочесть английскую сказочку. Взяла с собой, чтобы инглиш не забывать. Никого я тогда толком не знала, сидела себе, переводила, присматривала за племянниками. И Олька вдруг попросила: «Читай!» Я стала вслух. Как сейчас помню — о чудесных братьях… Один умел жить совсем без воздуха, другой — делать свои ноги какой угодно длины, а третий — придавать телу такую прочность, что не брал даже огонь… И такая вдруг тишина — сидят, слушают! Мне даже смешно стало. Вот что значит — новая информация! Сказку эту, похоже, никто раньше не слышал, даже не знаю, есть ли она на русском. Так и повелось: я им — новую сказку, а они за это — никакого беспорядка. Хотя, конечно, иногда и случалось…

И вот, значит, в тот вечер, в пятницу, когда позже других появился Димка, сидели мы эдак всемером, пекли картошку и вдруг видим: стоит у костра человек. Человек как человек — молчит, греется, запросто так, будто каждый раз с нами картошку здесь печет. Я, естественно, подумала: «Чей-нибудь папаша. Ведь суббота завтра. Как-никак пора и родителям показаться!»

Все так ничего. Костер потрескивает, смолой пахнет, дым глаза выедает. Все сказку слушают, от огня оторваться не могут. Один Димка во все глазищи на незнакомца смотрит. Никогда я Димку таким не видела! А тот человек вроде бы его и не приметил. Сперва. Потом-то, как увидел, — сразу растаял!

Но это все было после. Сидим мы, значит, и ждем картошку. Соль на газетке в руках у Ольки — как глянем, слюнки текут. Холодно меж тем становится, озноб пробирает. У огня греемся, поближе к костру садимся. И гость с нами, будто сто лет знаком. Вид у него, однако, был странный. Домашние тапочки на ногах. С помпончиками, знакомые какие-то тапочки. Одет вроде как в тренировочный костюм — не разобрать в темноте — да еще в безрукавку какую-то сверху, а щека платком обвязана. Может, зубы болят, может, — шея… Ясное дело: в огороде человек работал и пришел свою ребятню проведать. (Я-то их родителей совсем не знала. Только бабушек.) Принес нам какие-то досочки и в костер бросил, щепки какие-то. Строгал, может, что, двор прибирал. Мало ли что в хозяйстве лишнее, а нам на растопку кстати.