И явилось новое солнце

Не накажут ли меня за то, что я выходил на палубу? Ожерелья выдавались на случай опасности; но все же я отмел такую возможность.

– Нет, Автарх. Уверен, наш капитан уже виделся с тобой. Три иеродула, Автарх.

– Вот как? – Я решил чуть-чуть потянуть время. – Голос, который слышится иногда в коридорах, – это голос капитана? Когда это он виделся со мной? Не помню, чтобы я с ним виделся.

– Не имею понятия, Автарх. Но наш капитан встречался с тобой, я уверен. Наверное, даже часто. Наш капитан приглядывает за людьми.

– В самом деле? – Я натягивал чистую рубашку и обдумывал, не намек ли это на то, что внутри корабля есть еще один, тайный корабль, точно так же, как Вторая Обитель существует внутри Обители Абсолюта. – Это, должно быть, отвлекает его от дел.

– Я так не думаю, Автарх. Они ждут за дверью – не мог бы ты поторопиться?

После этого, разумеется, я стал одеваться еще чуть медленнее. Чтобы выдернуть пояс из запылившихся штанов, мне пришлось снять с него пистолет и нож, который нашла для меня Гунни. Стюард сказал, что они мне не понадобятся, однако я надел их; мне было немного не по себе, словно мне предстоял смотр только что сформированного подразделения улан. По длине мой нож немногим уступал мечу.

Мне и в голову не приходило, что этой троицей могут оказаться Оссипаго, Барбатус и Фамулимус. Как мне представлялось, я оставил их на Урсе, и их определенно не было со мной на шлюпе, хотя они, конечно же, имели собственный летательный аппарат. Сейчас все они были в человеческих – весьма неприглядных – обличьях, как и при первой нашей встрече в замке Балдандерса.

Оссипаго поклонился сухо, как всегда, Барбатус и Фамулимус – так же учтиво. Я ответил на их приветствия радушно, как мог, и предложил, если они хотят поговорить со мной, пройти в мою каюту, заранее извиняясь за беспорядок.

– Мы не можем войти, – сказала мне Фамулимус, – как бы нам ни хотелось. Та комната, куда мы поведем тебя, недалеко.

Ее голос, как всегда, был похож на пение жаворонка.

– Такие каюты, как твоя, не слишком уютны для нас, – добавил Барбатус своим мужественным баритоном.

– Тогда я пойду с вами, куда бы вы меня ни повели, – сказал я. – Если бы вы знали, как я искренне рад снова увидеть всех вас! Ваши лица – воспоминание о доме, пусть даже это не настоящие лица.

– Я вижу, ты знаешь нас, – сказал Барбатус, когда мы двинулись по коридору. – Но боюсь, что лица, которые мы прячем под этими, слишком ужасны для тебя.

Ширина коридора не позволяла нам идти всем вместе, поэтому мы с Барбатусом шли впереди, а Фамулимус и Оссипаго сзади. Долгое время я не мог побороть отчаяния, которое охватило меня в тот миг.

– Это первый раз? – переспросил я. – Вы не встречались со мной раньше?

– Хотя мы и не знаем тебя, но ты, Северьян, знаком с нами, – пропела Фамулимус. – Я видела, как ты был рад, когда мы впервые увидели тебя. Мы часто встречались и стали друзьями.

– Но больше мы не встретимся, – сказал я. – Это первый раз для вас, следующих во времени назад и покидающих меня. Поэтому для меня это последний раз. Когда мы встретились впервые, вы сказали: «Добро пожаловать. Приветствовать тебя, Северьян, для нас величайшее счастье», и вы были опечалены при нашем расставании. Я очень хорошо помню это – я все помню очень хорошо, как вы некогда знали, – помню, как вы стояли на борту своего корабля и прощались со мной, а я стоял на крыше башни Балдандерса под дождем…

– Среди нас только Оссипаго обладает такой памятью, как у тебя, – промолвила Фамулимус. – Но я не забуду.

– Так, значит, сейчас мой черед приветствовать вас и печалиться при расставании. Я знал вас больше десяти лет, и мне ведомо, что лица, которые вы скрываете под этими масками, – тоже всего лишь маски. Фамулимус сняла свою маску, когда мы встретились впервые, хотя я не понимал тогда, что она и прежде неоднократно проделывала это в моем обществе. Я знаю, что Оссипаго – машина, хотя он не так проворен, как Сидеро, который, как я начинаю думать, тоже машина.

– Это имя означает «железо», – сказал Оссипаго, впервые прервав молчание. – Хотя я с ним незнаком.

– А твое означает «растящий кости». Ты растил Барбатуса и Фамулимус, когда они были маленькими, следил, чтобы они были накормлены и ухожены, и с тех пор всегда оставался рядом с ними. Так когда-то говорила мне Фамулимус.

– Мы пришли, – сказал Барбатус и открыл передо мной дверь.

В детстве часто воображаешь, что за любой дверью может открыться чудо, нечто совсем не похожее на все прежде виденное. Проста в детстве наши ожидания часто оправдываются; ребенок, знакомый лишь с собственным тесным мирком, всегда бывает поражен и восхищен новым зрелищем, которое взрослому показалось бы чем-то обыденным. Когда я был маленьким мальчиком, дверь одного мавзолея представлялась мне воротами в мир чудес и, перешагнув его порог, я не остался разочарован. На этом корабле я снова стал ребенком и знал об окружающем меня мире не больше чем ребенок.