И исходит дьявол

— Угу, — вступил в спор Саймон, — и она выжила, несмотря на самые ужасные притеснения. Сам Мани[13] был распят в третьем веке, и его последователям, согласно их вероучению, не позволялось принимать вновь обращенных. Тем не менее каким-то тайным образом учение распространялось. На Юге Франции в XII веке это были альбигойцы, пока их буквально не смели с лица земли. В XIII веке, тысячу лет спустя после смерти Мани, оно охватило Богемию. Там оно поддерживалось отдельными сектами аж до 1840 года. И даже сегодня многие думающие люди по всему свету верят, что это — корень единственно правильной религии.

— Что ж, это я могу понять, — согласился Ричард, — брахманизм, буддизм, таосизм, все великие философии, вышедшие за пределы обычных, ограниченных олицетворенным Божеством религий, связаны с Праной, Светом и Всеобщим Потоком Жизни. Но это же совершенно другое дело. А почему вы просите меня поверить в оборотней и ведьм?

— Мы о них заговорили, потому что они иллюстрируют конкретные проявления сверхъестественного Зла, — возразил де Ришло, — точно так же, как свидетельством существования сверхъестественного Добра можно считать появление у необычайно набожных людей ран, похожих на раны в теле Иисуса Христа, прибитого к Кресту. И даже выдающиеся хирурги неоднократно свидетельствовали, что это не обман. Это есть изменения материальной плоти праведными святыми в их стремлении приблизиться к высшей телесной форме — форме Господа Нашего. И я признаю, что низкие натуры с помощью сил Тьмы могут иногда преуспеть и обратить свою материальную оболочку в тело животных. Невозможно сказать, меняются ли они полностью, потому что, умирая, всегда возвращаются в форму человека. Вера в это настолько широко распространена по свету и свидетелей так много, что нельзя это просто взять и отбросить. В любом случае, то, что мы называем сумасшествием — это очень определенная форма одержимости Дьяволом, который захватывает несчастных и заставляет их действовать с той же дикостью, какая присуща тому животному, с которым они себя временно отождествляют. И ни один человек, читавший литературу по этому вопросу, а ее более чем достаточно, не может сомневаться в существовании данного явления.

— Возможно, — медленно произнес Итон. — Но, исключая рассказ Мэри Лу, все свидетельства — многовековой давности и перемешаны с разного рода предрассудками и просто сказками.

В дебрях сибирских лесов и индийских джунглей вера в подобные вещи может, возможно, стимулировать элементарное выживание, поэтому-то и поддерживает легенду снова и снова. Но ты не можешь мне указать случай, в котором целый ряд людей под клятвой уверяют, что такое случается в цивилизованной стране и в наше время!

— Не могу? — де Ришло с печалью в голосе рассмеялся. — А дело в Аттенхейме, недалеко от Страсбурга. Фермам в этой окрестности стал досаждать одинокий волк. Это продолжалось в течение нескольких недель. Чтобы покончить с разбоем, послали за полицейским из специального отряда. Волк напал на полисмена, и тот выстрелил, убив зверя наповал. А когда склонился над трупом, обнаружил, что перед ним лежит местный юноша. Несчастного следопыта судили за убийство, хотя он клялся всеми святыми, что это было какое-то наваждение и что стрелял он в волка. Все местное население пришло свидетельствовать в его пользу — что убитый часто хвастался до этого своей способностью менять обличье.

— Эта история из пятнадцатого или шестнадцатого века? — буркнул Ричард.

— Ни из того, ни из другого. Это случилось в ноябре 1925 года.

ЧЕРНЫЙ ТАЛИСМАН

Какое-то время де Ришло все еще прохаживался взад и вперед, терпеливо отвечая на вопросы Ричарда и выстраивая свои аргументы в пользу признания того, что существует-таки сверхъестественная сила, влияющая на человечество, пока к ним не присоединилась Мэри Лу. Карие глаза Ричарда уже больше не выражали подтрунивающего юмора, которым светились час назад.

Объяснения герцога были такими ясными и понятными, что Ричард был вынужден по крайней мере поддержать его суждение. Он даже поймал себя на мысли, что почти поверил в то, что Саймону и в самом деле угрожает опасная и могущественная сила и потребуется все их мужество, чтобы противостоять ей ночью.

Пробило восемь часов. Спустились сумерки, и деревья в глубине сада ушли в тень. Однако, несмотря на приближение темноты, они не чувствовали какого-то особенного страха. Похоже, что продолжительный разговор прояснил ситуацию и даже укрепил их внутреннюю связь.

По предложению Мэри Лу они прошли в столовую и сели за холодный ужин. После очень скромного питания в течение дня каждый чувствовал, что не прочь бы поесть и поплотнее, но уже без дальнейших предупреждений де Ришло они признавали серьезность ситуации и сознательно умеривали свои аппетиты. Даже Ричард не стал есть больше одной порции своих любимых креветок.

Когда закончили с едой, герцог наклонился к хозяину.