И коей мерой меряете. Часть 2. Ангелина

Глава 17. Пелагея

Целый час ныряли за водкой. Подоспевшие братья – Анатолий, Иван и Сашка, Галин Володька, Вовка – все по очереди, матерясь и кряхтя от ледяной воды, безуспешно пытались спасти горючее, но оно безвозвратно кануло в бездну. Обидно было не за само спиртное, обиден был факт. Ситуацию, конечно разрулили, сгоняли еще, привезли авоську, но Геля впала в опалу. И только Ванька, любящий сестру нежной братней любовью, усмехался в черный ус, похлопывал смущенную Гелю по плечу и плескал ей в стаканчик «чутка».

«Чуток» расслабил ребят, напряжение спало и отдых продолжался, идея добычи раков как-то забылась, никто даже ни разу не проверил улов.

Июльский день катился ласково, и вот уже солнце стало чуть мягче, ослабило свою хватку, и длинные тени протянулись от прибрежных ив, расчертив песок и лесные полянки. В такие мягкие вечера, наступающие после душного дня, в воздухе начинает пахнуть дождем. Этот аромат близкой воды ещё не явный, он только угадывается, смешивается с одуряющим запахом степных трав и звенит. И тогда скромные цветы степи вдруг становятся яркими, выпрямляют тонкие стебельки и гордо поднимают головы к тоже уже сгущающему свой цвет, белесому еще пару часов назад, небу. И наступает томно-расслабленное состояние, когда мир кажется другим, немного сказочным, добрым и щедрым, а душу окутывает счастье и нега – почти до слёз.

Хорошо принявшие братья плескались на отмелях, Вовка же с Гелей заплывали далеко, почти к центру озера, и лежали на темной плотной воде, глядя в синеющее небо. Потом, накупавшись, слопав весь «провиянт» до последней крошки, расположились подальше от воды, в низкой поросли молодого ивняка. Ребята дрыхли, молодецким храпом пугая местных сорок, которых было навалом в прибрежном кустарнике, девочки разлеглись, как большие выброшенные на берег рыбы, на огромном конёвом покрывале и болтали, не хуже трескучих птиц.

– Ты счастливая, Аллонька, – томно тянула слоги Лина, именно так «Аллонька», называла Гелю только она, – Что же тебя так мужики любят? И ведь не красавица, вон – бровок нет, реснички белесенькие. Да и полновата будешь, животик, смотри, выпирает даже, кругленький.

Геля слушала ее молча, зло кусая травинку. Ей так хотелось пнуть пяткой в гладкий, стройный, точеный бок, что чесалась нога. Натянув повыше трусы купальника, она повернулась к Лине спиной и свернулась калачиком.

– Нет, подожди! – Невестка не унималась, – Аллонька, милая, а цы'ган то! Ведь высох весь, когда ты уехала. Черный стал совсем, как ствол обгоревший, головешка, не человек. Жене отлуп дал, или как там у них, по – цыгански.

Геля развернулась резко, выплюнула травинку, молча смотрела на Лину. Ей казалось что гладкое, белое лицо скукожилось, стало размером с кулачок, а большой красный рот увеличился и пенился, выплевывая слова. Жутко хотелось курить.

– И еще говорят, жена его много раз ножом била. Изрешетила просто, а он сам, грудью на нож шёл. Вот ведь, болтают люди, что с них взять.

Геля молчала, смотрела. Там, у неё внутри, кто -то зажег факел и водил им, выжигая внутренности. Галина встала, обошла покрывало и присела около Лины.

– Что несешь, безумь? Сказали же на следствии, сам он, в драке…

– Ну да. Сам он… Семь дырок. Обмывали его когда – видали, люди зря не врут. И еще говорят, – Лина зачастила, чувствуя, что вот-вот её заткнут и заткнут грубо, потому что сзади стоял и нервно постукивал ребром ладони о стволик березки, Борис. – Говорят, Гелька мужиков привораживает. На крови, вот так! И Лачо…

Она обернулась, мотнув головой, как птица и крикнула громко и тоненько:

– И Вовку!

Борис медленно подошел, у него было странное лицо и белые от бешенства глаза.

– Лин, я тебе, кажись уже говорил. Повторить вот хочу. Ты, Лин, дебилка!

Лина вскочила, и размахивая руками так, как будто хотела взлететь, звонко прокричала:

– Ага… А что б он ее брошенку с ребенком- то взял? Приворожила, вся деревня болтает. Вот грех -грех, теперь ей не отмолить. Век не отмолить, накажет господь. Пусть боится!

Борька сжал кулаки, побелел еще больше. Геля растерянно обернулась – от реки, сгибаясь от тяжести двух черных, шевелящихся сеток, шел Володя.

– Про раков-то забыли, добытчики, – он успокаивающе положил руку Борьке на плечо, – Что за крик, а драки нет? Наклонился, вытащил маленького рачка с крошечными клешнями, отловил Ирку, которая уже полчаса козленком скакала вокруг взрослых, стараясь обратить на себя внимание.

– Что, малыш-Ириш? Пошли-ка с рачком в футбол играть. Он знаешь, футболист какой! Настоящий……

Ехали молча. Гелю с Линой засунули на переднее сиденье, рядом с водителем, они еле поместили туда свои попы, но деваться друг от друга было некуда. Лина, тихая, смурная, смотрела в окно, полуотвернувшись, но Геля видела, что ей не по себе. Придвинувшись еще ближе, прижавшись, она взяла невестку за руку, чуть погладила.

– Лин, мне знаешь что Борька сказал вчера?

Лина напряглась, не обернулась, но было ясно, как она впитывает каждое слово, всеми фибрами, почти кожей.