«…и компания»

Уже несколько минут Жозеф, широко расставив ноги, наблюдал за старшим братом. В лучах лупы было особенно заметно, как иссох за это время Гийом. И когда Жозеф последовал за братом в мастерскую, сплошь залитую голубым лунным светом, где днем полновластно царил Гийом, им обоим пришла в голову одна и та же мысль: сколько потребуется еще заказов от Дельмота, чтобы окупить все это, заткнуть эту ненасытную утробу. Машины встали в ряд, спокойные, как кредиторы, алчные, но насытившиеся. И не удивительно: их кредит — это человеческий труд. Сейчас уже десять часов вечера. Через восемь часов гудок фабрики Зимлера поднимет с постели сто двадцать рабочих. Есть ли заказы, нет ли, голос гудка все так же властен. Он не дрогнет, сохранит наигранную уверенность.

Сколько придется еще распечатывать конвертов и каталогов, прежде чем будничные победы превратятся в окончательную победу Зимлеров. А пока что — рабство, полное подчинение машине, шерсти, каждому кирпичу в стене и балансам, которые сотни раз на неделе подводят понаторевшие в этом деле коммерсанты.

Жозеф осмотрел один из станков, который, по словам Гийома, работал неисправно.

— А кто нам его продал?

— Мы купили его сразу же по приезде у Юильри. Ему лет пятьдесят. Не работает, хоть плачь.

— Гм! А сколько стоит такой же механический?

— Три тысячи пятьсот.

— Три тысячи пятьсот? Гм! — Жозеф помолчал. — А то, что мы сэкономили, окупит стоимость машины, ты твердо в этом уверен?

Целый месяц Гийом даже во сне видел эти цифры.

— Безусловно окупит, Жозеф.

Оба многозначительно помолчали. Наконец Жозеф проговорил:

— А у них такие машины есть?

— Нет. Здесь, в Вандевре, все станки — сплошная рухлядь, под стать нашим.

Жозеф резко вскинул голову:

— В таком случае покупай.

Но Гийом высказал еще не все.

— Видишь ли, Вервье предлагает станки по три тысячи пятьсот… А в Мюльхаузене можно найти за две тысячи шестьсот… правда, не самого нового образца.

— Если ты мне доверяешь, Гийом, не говори об этом отцу и дяде Миртилю. У них должно быть хорошее оборудование. Покупай станок за три тысячи пятьсот.

Гийом вздохнул и провел ладонью по лицу. Он полностью разделял мнение брата.

— Ты сам увидишь, Жозеф, сам увидишь! — И протявкал, задыхаясь: — Пусть на это пойдет моя часть из заказов Дельмота.

Только что подведенный итог был забыт. Кровь гулко стучала в висках. К счастью, свет луны был слишком слаб, и Жозеф не заметил, как покраснело, а затем покрылось смертельной бледностью лицо брата, похожего в профиль на персидского царя.

— Пройдемся немножко, ладно? — предложил Жозеф.

Когда они выходили из ворот, Жозеф почувствовал, как в его руку вцепилась чья-то горячая ручонка, и, нагнувшись, увидел умоляющие глаза Тэнтэна.

— Мне мама позволила. В комнатах очень жарко.

От кирпичных стен несло опаляющим зноем, как от раскаленной печи. Они прошли между двойными рядами фабрик, принадлежащих их конкурентам, миновали бесконечную ограду фабрики Лорилье-Помье, шесть труб которой величественно вздымали свои главы над неподвижной листвой. Сладкая дрожь пробежала по спине.

— Ну? — прервал молчание Жозеф.

Гийом улыбнулся и вдруг подошел вплотную к брату.

— Послушай-ка, Жозеф…

И так как он замолчал, Жозеф слегка подтолкнул его в бок.

— Ну что?

— Штерны… Штерны все-таки себя прекрасно показали.

— Безусловно, — осторожно ответил Жозеф.

— Мы… они имеют полное право…

— Рассчитывать на нашу благодарность.

— Нет, на нашу дружбу, Жозеф.

— Согласен.

— Чудесно. Значит, я могу задать тебе один интимный вопрос… Как ты относишься к Элизе?

Тэнтэн почувствовал, как дрогнула рука дяди.

— Не могу отказать ей ни в уважении, ни в признательности.

— Да, да, — заторопился Типом. — Ну, а больше ничего?

— Как бы тебе сказать, я от души желаю этой толстухе всяческого благополучия.

— И это все?

— Воображаю, как тетя клянет Вениамина: они ведь их совсем сосватали.

— Да, но Вениамин уехал. За кого же теперь Элиза выйдет замуж?

— Ну, это мне совершенно безразлично, — спокойно прервал его Жозеф. — Впрочем, если все мужчины придерживаются моего мнения, боюсь, что ей придется умереть старой девой.

Раздосадованный Гийом нахмурил брови и ускорил шаг. Теперь ему уже расхотелось гулять. Во время всего разговора Тэнтэн боялся дохнуть. Он еще крепче вцепился в дядину руку, словно хотел выразить Жозефу таившееся в его детской душе чувство.

Однако братья прошли еще порядочный кусок. И только когда в конце улицы вспыхнули огоньки военного плаца, они перешли на противоположный тротуар и направились к дому, не обменявшись больше ни словом.

Шагах в ста от фабрики навстречу им из темноты выступила парочка.

— А мы идем от вас! — воскликнул дядя Вильгельм с деланной веселостью. — Фабриканты себе ни в чем не отказывают. Им, видите ли, мало нашего праздничного кофе с молоком.

Тетя Бабетта молчала, она придерживала рукой запахнутую на груди черную шаль. Племянникам не удалось ее развеселить. Она наотрез отказалась зайти поужинать — будет бульон и жареный гусь. Она повторяла своим звонким голоском:

— Доброй ночи! До свидания!

Потом удалилась, уводя за собой своего болтливого супруга.