«…и компания»

Улицы в этот час были пустынны. Фабрики молчали. Только изредка подвода, груженная углем, подпрыгивая на выбоинах, проезжала по мостовой.

Братья прошли мимо трактирчика, их обдало чадом жареной картошки и гулом голосов. Они сделали несколько шагов, и снова все стало тихо. В воздухе плавал какой-то тяжелый запах, он оседал на губах и вызывал слюну.

Они шли все вперед, бросая по сторонам свирепые взгляды. Сколько раз им придется следовать этим фарватером! Три трубы фабрики Шевалье-Лефомбер служили им маяком в этом необычайном плавании без кормчего.

Привратник особняка, где проживала вдова, полвека тому назад покинувшая Битш, кончал свой завтрак. Поцеживая винцо, он глубокомысленно созерцал дорогу сквозь разноцветные стекла своей каморки. Взгляд его упал на двух путников, покрытых с головы до ног дорожной пылью, которые, остановившись возле решетки, с минуту мрачно смотрели на нее, а затем пошли прочь. Привратник так и не узнал никогда, что он видел братьев Зимлеров в тот знаменательный день, когда они ступили на первую ступеньку лестницы, с которой начался их великий подъем.

На углу улицы Жозеф остановился. Он указал брату на большое строение:

— Это, должно быть, и есть Коммерческий клуб. Прекрасный особняк: огромные окна, сад и решетка. Здесь собираются местные богачи, понимаешь? Через полгода швейцар будет низко кланяться господину Зимлеру-старшему, когда он придет в воскресенье вечером в клуб прочесть на досуге номер «Тан». Это тебе не Бушендорф, а?

Под густыми усами Гийома промелькнула вялая улыбка. А Жозеф распалялся все больше.

— Состояние членов клуба исчисляется в сто одиннадцать миллионов. Помнишь, как сказано в справочнике? А их всего шестьдесят пять человек. «Чтобы зарабатывать деньги, надо селиться там, где их делают». Вот мы и поселились. «Зимлер и сыновья» — вполне подходит для фирменной вывески. Предположим, что в здешнем Коммерческом клубе будет шестьдесят семь членов, — не думаю, чтобы два новичка многое прибавили к таким капиталам.

Гийом плотнее прижал руки к груди, к тому месту, где лежала купчая, написанная на гербовой бумаге. Он пытался произвести подсчет:

— Сто одиннадцать миллионов верного капитала против семидесяти пяти тысяч… долгу. И это еще только начало, а что будет потом?

— Ты не учитываешь двух братьев Зимлеров — толстого и худого — и их неистовой жадности к жизни в придачу.

Окинув здание клуба повеселевшим взглядом, они двинулись в путь и вдруг за первым же углом наткнулись на свою фабрику.

Братья не ожидали, что до нее так близко. У них даже дух захватило.

Они только что миновали около десятка огромных фабрик, чья жизнь замерла под полуденным зноем, как свертывается в стакане молоко. Но даже на улицу сквозь ограду или ворота просачивалось ничем не тревожимое изобилие.

Подводы с шерстью стояли у весов, отполированных бесчисленными тюками груза. У самых дверей фабрик в трехколесных тачках мирно лежали огромные корзины, наполненные мотками белой пряжи. Приводные ремни мягко провисали в воздухе, — бегущая этими узкими тропками энергия сейчас бездействовала. Между плитами двора — ни травинки: то ли ее тщательно выпалывали, то ли ей самой никак не удавалось вырасти здесь. Кирпичные стены, хранившие неприкосновенность и целостность цементных швов и оконных стекол, вздымались во всей тяжеловесной спеси своих четырех этажей. Терпкая черноватая дымка окутывала и здания и дворы, — но то была золотая пыльца наживы… Запах каменного угля и торфа, прелый запах пряжи, зловоние красителей, машинного масла, смоченного сукна — все было мило братьям Зимлерам.

После вчерашнего обеда они выпили только по чашке кофе с молоком, съели по маленькому сухому хлебцу и самую чуточку масла. Но что им был аромат жареной картошки перед этим пиршеством дела!

Она, их фабрика, возникла без всякого предупреждения, как будто сама вышла им навстречу. А они-то думали, что она находится еще через два квартала. Откровенно говоря, братья даже не сразу узнали ее. Вдоль улицы тянулась низкая выщербленная стена. Фасад, обращенный к дороге, был, пожалуй, не лучше. Заржавленная железная решетка, и сразу же снова угол стены. Вот и все владение! Два угла, торчащие, как плечи чахоточного, и сжатое ими мизерное строение. Братьев охватило отчаяние, мрачное предчувствие будущего давило, как свинец. Жозеф попятился, наткнулся на противоположный тротуар и сел па тумбу. Сердце его упало.

Братья не сразу осмелились взглянуть друг на друга. А ведь они почти целое утро мерили ее вдоль и поперек. К тому же имелись планы, имелся дециметр… Но они так давно мечтали, так долго добивались своего, что теперь какое-то бессилие охватило их.

Они тяжелым взглядом осматривали свою фабрику по частям, и каждый кусок стены, каждая мелочь вставали перед ними, насмешливые и уничтожающие.