… и компания

Взяв де Шаллери за плечи, Лепленье повернул его к монументальной арке прядильни Сабурэ-сын, над которой виднелись крыши зимлеровской фабрики, и дочитал стихи напыщенным тоном, упирая па начальные строки, цесуру и рифмы:

Видите, тянется к небу рука?
Минута расплаты недалека,
То, что рассыпано этой рукой,
Станет вам гибелью, западней,
Где вы задохнетесь этой весной.
Сотни и сотни свирепых станков
Станут тяжеле железных оков,
Смертью грозят, разореньем дотла,
Бойтесь машины или котла!

Господин де Шаллери поправил монокль.

– Черт возьми, теперь и вы, друг мой, разнервничались. А ведь еще не так давно вы пытались навязать нам этих приезжих в качестве одноклубников.

– Слава тебе, господи, я уже давно не фабрикант. Я стал просто человеком. Но будь я в ваших рядах…

– Не беспокойтесь. Вы же сами видели, что сегодня они не работают. И это, поверьте, только начало. Говорят даже, что нынче ночью они улизнули из города. Через полгода Габар, весьма неосмотрительный делец, и судебный пристав Мишоно наклеят на ворота их фабрики кое-какие весьма занятные бумажки.

Господин Лепленье, который двинулся было вперед, вернулся и наставительно поднял палец:

– «Машины или котла», де Шаллери, «бойтесь машины пли котла». И вот почему:

Съешьте зерно и поверьте мне…

– Не стоит себя утруждать, оно и так погибнет.

Но господин Лепленье уже снова шел своей дорогой, повторяя во весь голос:

…машины или котла!

Это заставило обоих его собеседников усомниться в умственных способностях господина Лепленье.

Вечером того же дня остроглазая Лора первая заметила в небесной глубине робкую искорку третьей звезды. Через минуту об этом уже знали в гостиной и на кухне. И сразу же началась суматоха. Дверь распахнулась, и присутствующих озарила широкая улыбка Сары:

– Прошу к столу!

Жирный, низко стелющийся запах бульона вполз в комнату. Он поднялся и заставил людей оглянуться. Молитвенные покрывала были аккуратно сложены на камине. Первым вошел в столовую Ипполит, за ним Миртиль с ярко-красной полоской на лбу от цилиндра.

И столовая и накрытый стол оказались слишком тесными для людей, постившихся двадцать четыре часа. У всех раскраснелись лица.

Розовое вино, напоминающее вкусом селитру, – благодатный дар Эльзаса, – уцелевшее в бедствиях, было достойно сопутствовать праздничному бульону. Дети вытаскивали мозг из костей и делали себе тартинки. Когда первый голод был утолен картофельным салатом, появилось блюдо шкварок, изрядный кусок паштета, здоровенный круг кровяной колбасы и сочащиеся жиром оладьи, подтверждавшие ту истину, что еда не только необходимость, но и наслаждение.

Шутки со всех сторон сыпались па Виктора Леона, который не мог опомниться от удивления: оказывается, он попал на йомкипур.[13]

И, отправляя хрустящие гусиные шкварки под свои пышные усы, маклер соглашался, что у каждой религии есть свои хорошие стороны. Два-три стакана вина окончательно убедили присутствующих, что предвечный действительно преклонил свой слух к тем, кто вымаливал у него прощение своим грехам в течение целых суток. Дети куда-то убежали. Дамы выставили мужчин в гостиную, где они могли на свободе курить свои трубки и наслаждаться старой эльзасской водкой. Гроза, собиравшаяся с самого утра, прошла стороной. Обменявшись быстрым взглядом, Жозеф и Гийом потихоньку вышли из комнаты.

VII

Они вошли в контору, и Жозеф зажег лампу. После долгого дня поста, сосредоточенных размышлений и нескольких рюмок вина оба чувствовали подъем и необыкновенную ясность мысли.

На столе скопилась почта за целые сутки. Братья уселись рядом и методически стали перебирать конверты. По давно установившейся традиции они пользовались этим почетным правом единственный раз в году – в праздник Судного дня.

– От Бопнэ, – сказал Гийом, – десять штук сукна «Лю де мер».

– Сиго-Легран аннулирует свой заказ от третьего дня.

– По какой причине?

– Да ни по какой. Просто «весьма сожалеем» и все прочее.

– Ага, Жалабер из Дижона – четыре штуки синей саржи.

– «Бон марше»[14] – посмотрим, посмотрим! «Ни в чем не нуждаемся… не стоит впредь утруждать себя… крайне сожалеем».

– Надо все-таки послать еще раз.

– Обязательно пошлем. Напрасно они воображают, что им удастся отыграться письмом.

– Братья Вернейль просят еще десять штук сукна на пробу.

– На пробу? Мы, кажется, уже не нуждаемся ни в каких пробах.

Дурное настроение Жозефа передалось Гийому, и тот не без тревоги заметил:

– Они от нас не уйдут, как ты думаешь?

– Уйти не уйдут, но наломаются вдоволь. Знаю я все их фокусы. Вечно ворчат… Даже когда у них на полках пусто, и то они важничают. Заставили меня четыре раза к ним ездить, пока, видите ли, не решились.

– «Бель жардиньер», – продолжал Гийом.

– Как? Они?…