… и компания

Господин Лепленье меж тем осуществлял свой замысел с чисто восточной вежливостью персонажей Монтескье.

Выудив из Жозефа все, что касалось коммерческих дел Зимлеров, старик Лепленье перешел ко второй интересовавшей его теме – к вопросу о религиозных обрядах евреев.

– Скажите, пожалуйста, господин Зимлер, – допытывался он, впиваясь в гостя своими маленькими свиными глазками, – почему вы постились в тот день, когда я имел несчастье вам помешать?

– Это, знаете ли, совсем особый для нас день, – ответил просто Жозеф.

– А чем именно?

– Целые сутки мы не работаем, постимся и молимся. Впрочем, в этих вопросах я не силен, но считается, что это должно очистить нас от всех грехов, – ответил с улыбкой эльзасец.

– И вы в это верите?

– Так уж принято.

– И вы действительно поститесь?

– Ну конечно же.

Господин Лепленье вдруг вспомнил, каким он в тот день увидел обычно цветущего Жозефа: восковые веки, серые ввалившиеся щеки.

– Правду говорит, – пробормотал старик и добавил громче: – Значит, вы верите в чудеса, господин Зимлер.

– Ни в малейшей степени.

– Тогда зачем же…

– А что вы хотите? Все евреи постятся в этот день. Это что-нибудь да значит.

Элен низко склонила вдруг омрачившееся лицо над японским пейзажем. Жюстен перестал смотреть картинки, он весь покраснел, прислушиваясь к разговору старших.

Господин Лепленье выпрямил свой торс и соизволил пошутить:

– Вы говорите: «целые сутки»? Значит, и ночь идет в счет, а?

– В эту ночь спать не ложатся.

– Да бросьте шутить! Значит, вы тоже не спали?

Жозеф рассмеялся от всей души.

– Я, конечно, спал; но отец, дядя…

– Как? Значит, господин Ипполит Зим…

– Ну да, все старшие не ложились.

– Пфф! И они всю ночь стоя читали древнееврейские книги и не снимали ермолок?

Жозеф утвердительно кивнул.

– А почему вы не последовали их примеру?

– Видите ли, отвыкаешь.

– И вы не понимаете ни слова из того, что читают?

– Отец и дядя понимают! Большинство эльзасских евреев знает древнееврейский язык.

– Стало быть, они свято верят в конечное отпущение грехов?

– Не знаю. Мы никогда на эту тему не говорим.

– Никогда не говорите? Никогда не обсуждаете, пе спорите?

– Нет, – кротко ответил эльзасец, – не обсуждаем. Так повелось. Таковы уж мы есть.

«А все-таки – муравей!» – подумала Элен со странным ощущением раздражения и страха. На минуту ей даже показалось, что нападает не отец, а Жозеф Зимлер. Это зрелище было ей внове.

– Прекрасно. Если вы, так сказать, поступились ночным бдением, чего же тогда ждать от молодых? – продолжал атаку господин Лепленье, тыча трубкой в сторону Жюстена, который сидел ни жив ни мертв от стыда. – Особенно если они обучаются в лицеях республики?

– Этого я не знаю. У меня никогда не было времени ходить в школу. Говорю это не для хвастовства. Я, что называется, неуч. (Здесь Жозеф бросил быстрый взгляд в сторону Элен.) Не думаю, чтобы образование имело к этому какое-нибудь отношение.

– Черт побери! Но раз вы французские граждане, какой же вам смысл быть еще… гм… еврейскими гражданами?

– И это говорите вы, господин Лепленье! Разве об этом нам не стараются напомнить при любом случае – хотя бы в Коммерческом клубе?

– Ах да… да… Впрочем… впрочем… это шайка глупцов и дикарей. Но ведь вы, господин Зимлер, уже не сидите безвылазно в своей берлоге и от этого ничего не теряете. Нас еще просто не знают. А через двадцать лет они… – 11 старик снова ткнул трубкой в сторону Жюстена.

– Возможно, – кратко ответил Жозеф, с гордостью взглянув на племянника. – Зато вот они лучше нашего будут знать, что им делать.

Элен не выдержала. Мальчик, сидевший рядом с пей, трясся от страха. Она вмешалась в разговор:

– Вы нам, право, наскучили, папа, этими рассуждениями. Каждый поступает так, как знает. Почему бы вам не показать ваших гриффонов господину…

Она положила руку на плечо мальчика; тот вскинул на нее глаза, – в них уже не было ни капли доверия и снисходительности. Но улыбка Элен, по-видимому, обладала одной особенностью: всякое злое чувство таяло под ее лучами, как масло под лучами солнца; и мальчик ответил сдавленным голосом:

– Жюстену.

Девушка, скрепив ласковым взглядом состоявшееся перемирие, закончила фразу:

– Почему бы вам, папа, не показать ваших гриффонов господину Жюстену?

– Хорошо, – буркнул старик. Не зря он рассчитывал на то, что дочь сумеет вывести его из любого неприятного положения.

X

Элен вправе была сказать, что не по ее желанию Жозеф очутился в саду рядом с ней, – наоборот, она всячески старалась избежать этого.

Но, ревнуя о славе своих гриффонов, старик Лепленье опасался, что эльзасец не сумеет оценить их несравненные достоинства. Воспользовавшись тем, что Элен надевает перчатки и шляпу, он поспешно схватил Жюстена за руку п повлек его к псарне, забавно выбрасывая свои длинные худые ноги, чтобы рассмешить мальчика.

То, чего следовало избежать, все-таки произошло.

– Вы редко выезжаете, мадемуазель? – рискнул для начала Жозеф.

Сумел ли он произнести эту избитую фразу так, что она не прозвучала ни пошло, ни глупо?