А над Дунаем еще царила тишина. Она оборвалась в 4 часа 15 минут. В подвальное помещение ФКП донеслись приглушенные звуки орудийных выстрелов, а затем гораздо более громкий грохот разрывов: снаряды ложились где-то поблизости. Последующие выстрелы и разрывы слились в грозный гул.
Сразу зазвонили все телефоны. Кринов докладывал, что стоянки ренийской группы кораблей обстреливаются из района Галаца. Об обстреле берега доносили из Килии Новой, Вилкова, с постов в других пунктах. За две-три минуты стало ясно, что введены в действие все известные нам на правом берегу батареи. Измаил обстреливали также два монитора, вышедшие из Сулинского рукава в Килийский, однако вниз по нему не спускавшиеся.
Ответного огня с нашей стороны никто не открывал — на это ждали особого приказа. Каждый командир еще мог считать происходящее на его участке какой-то местной провокацией, о которых не раз предупреждали. Только мы на ФКП уже знали — под огнем весь советский берег Дуная.
Но ведь и это — лишь полтораста километров. А кому известно, каких масштабов может быть пограничная провокация? Наверное, об этом и думал контр-адмирал Абрамов, склонив седеющую голову над картой, на которую операторы нанесли имевшиеся данные об обстановке. Мы с Тетюркиным, горячо изложив командующему наше общее мнение — немедленно наносить ответный удар по открывшим огонь батареям, стояли рядом, ожидая его решения.
Казалось, Абрамов думает слишком долго. Но это были такие минуты, когда не верилось и стрелкам часов, будто переставшим двигаться.
Распрямившись, командующий громко произнес:
— Начальник штаба! Всем кораблям и батареям открыть огонь по противнику. О наших действиях донести Военному совету флота. Исполняйте!
Журнал боевых действий свидетельствует: контр-адмирал Н. О. Абрамов отдал это приказание в 4 часа 20 минут, через пять минут после того, как начался обстрел с румынского берега. И сейчас я считаю: не так уж много времени понадобилось нашему командующему, чтобы на свою ответственность, без приказов старших начальников и не имея сведений об объявлении нам войны, принять решение, которым флотилия вводилась в бой.
Огонь был открыт незамедлительно. И не остался безрезультатным; кое-где обстрел с того берега стал слабее. Но тяжелые батареи, которые били издалека, подавить было не так-то просто.
Артиллерийская дуэль разгоралась. Наши корабли повреждений не имели, однако Измаильский порт, обстреливаемый почти в упор, действовать уже не мог. Начали поступать донесения о том, что к нашему берегу в нескольких местах движутся под прикрытием артогня катера, буксирующие лодки с солдатами. Батареи флотилии, корабли и полевая артиллерия не подпускали их к берегу, но попытки форсировать Дунай предпринимались вновь и вновь.
Скоро данных об обстановке стало достаточно, чтобы понять, где стремится агрессор нанести основной на дунайском участке удар. Сильнее всего обстреливался район прибрежного селения Карт ал и кордона Раздельный — между Измаилом и Рени, и именно там противник особенно настойчиво пытался осуществить высадку.
На ФКП каждый делал свое дело, налаживалось практическое управление боевыми действиями. Но все еще возникали мучительные сомнения: то ли мы делаем, действительно ли началась настоящая война?..
Ответ из Севастополя на наше донесение об открытии огня пришел в 5.00. Заметно было, как волнуется контр-адмирал Абрамов, пробегая глазами телеграмму.
— От командующего флотом, — объявил Николай Осипович, и все мы встали. Абрамов громко прочел короткий текст: — «Молодцы, дунайцы, бейте врага по-черноморски. Октябрьский».
Самый первый десант
К полудню, когда о нападении гитлеровской Германии и ее союзников, об идущей уже войне вся страна узнала из заявления Советского правительства по радио, обстановка на Дунае определялась прежде всего тем, что противнику не удалось закрепиться где-либо на левом берегу (хотя отдельные группы солдат до него и добирались). Враг предпринял первый воздушный налет на Измаил, но наши зенитчики и эскадрилья капитана Коробицына, вступившая в бой в полном составе, пресекли бомбежку города. Из двенадцати разнотипных бомбардировщиков, дерзнувших налететь без сопровождения истребителей, пять оказались сбитыми. У нас один самолет был поврежден, но дотянул до аэродрома.
Атмосфера была тревожной, многое оставалось неясным, сведения о противнике поступали подчас противоречивые, связь с соседями и некоторыми береговыми постами не раз прерывалась. Но урона, кроме разрушений в порту, флотилия пока не понесла. Артиллеристы береговых батарей и мониторов действовали отлично.
Однако в создавшихся условиях не могло быть и речи, например, о том, чтобы вывести мониторы из Кислицкой протоки на более выгодные огневые позиции, — во всяком случае, до наступления темноты. Неясно стало, как будем получать боеприпасы и все прочее. До сих пор снабжение флотилии шло из Черного моря по Дунаю, перекрываемому теперь вражеским огнем.