— Оставьте нам лошадей. Рядом сложите оружие, а сами отойдите подальше. Как решу, что достаточно — крикну.
— Не пойдет, — тут же отказались дружинники. — До замка далеко, и без лошадей раненые все равно умрут. А за утерю оружия барон нас всех запорет. Или в каменоломню отправит. Лучше погибнуть в бою. Тогда хоть родных не тронут.
— Не запорет. Оружие ваше мне и даром не надо. Не заберу, обещаю. Из лошадей тоже возьму только двоих. Но, чтоб у вас глупые мысли не появлялись, самых лучших. Так что и раненых везти будет на чем, и в погоню не броситесь. Как по мне, весьма щедрое предложение. Соглашайтесь. Лучшего не выторгуете.
С учетом того, что я за каких-то полчаса уменьшил их отряд больше чем наполовину, охотники за головами щедрость оценили, но так как сами не шибко умели держать обещание, засомневались и в моем.
— Оно, конечно, хорошо… На словах, — кто-то решился озвучить мысли товарищей по оружию. — А на деле как будет?
— Так и будет, как говорю. Даю слово.
— Кхе-кхе… — донеслось снизу неуверенно. По моему тону дружинники уже смекнули, что не с простолюдином их свела судьба. Но я был в обычной одежде, так сказать, без опознавательных знаков и понять окончательно, с кем имеют дело, они не могли.
— Прощения просим, господин хороший. Не в обиду будь сказано… Но слово слову рознь. Твое, к примеру, какое? Воинское, купеческое или, может, благородное?
— Благороднее не бывает…
— Гм… Может и так. Но если род твой так знатен, то не назовешь ли ты его и нам?
— Не по чину мне свое имя сообщать первому встречному. Ну да ладно. Только из милосердия к раненым.
Я поднялся на ноги. Не из-за глупой бравады, а для создания нужного эффекта. Не произносят благородные лорды свое имя лежа. Да и риск, если честно, был минимальный. Одно дело ловить безымянного бойца и совсем другое — поднять руку на дворянина. За такое преступление, как минимум, четвертование полагается. Причем свой же сеньор и казнит. Чтобы однажды не нарваться. Чернь должна знать свое место.
Это же и от появления самозванцев уберегало. Безымянного разбойника, если не имела место личная месть, убили бы без особых затей. А простолюдина, посмевшего примерить благородное имя, ждала жуткая, мучительная казнь. В сравнении с которой сажание на кол или подвешивание за ребра — проявление высочайшего милосердия.
Соответственно и я, будучи без герба, инкогнито, мог вести себя, как вздумается, а «подняв забрало» — уже только как подобает.
— Перед вами наследный принц королевства Солнечный Пик — Николаис… Третий.