И.Кошкин За ценой не постоим

Берестов был освобожден немедленно. Шабалов посмотрел на стоящего перед ним по стойке «смирно» старшего сержанта, почти что его ровесника, и спросил: «Значит, беляк?» «Белогвардеец», – спокойно ответил Берестов. «Ну, смотри, не подведи меня, белогвардеец», – усмехнулся комдив и пошел к коню. Комвзвода молча смотрел вслед полковнику, и когда тот сел в седло, четко отдал честь. Шабалов кивнул и ускакал.

Рассказ был короток – Гольдберг умел говорить сжато и точно. Николай молчал, не зная, о чем тут спрашивать.

– Вот такие дела, Коля, – закончил комиссар. – Не окажись там Шабалов – закрутили бы Андрея… Старшего сержанта Берестова в рамках укрепления бдительности. Понимаете? И не думаю я, что этот майор его и впрямь в чем-то подозревал, просто случай удобный представился. Вот попадется такой человечек – и сколько он дров наломать может…

Гольдберг умолк, думая о чем-то своем, Николай продолжал переваривать услышанное. История и впрямь была нехорошая – фактически человека, пусть бывшего врага, ни за что ни про что держали под стражей, пытались, если уж называть вещи своими именами, оклеветать. Ведь если бы майор и впрямь был уверен в виновности Берестова, если бы действительно подозревал его в шпионаже, разве он отпустил бы его по первому требованию комдива? Николай вспомнил, как в училище в тридцать восьмом они обсуждали решения январского пленума ЦК, а позже – разоблачение клики Ежова, погубившей столько невинных…

– Выводы сделали, Николай? – нарушил молчание Гольдберг.

Трифонов молча кивнул.

– И это тоже – одна из обязанностей комиссара, защищать людей от таких… Окопавшихся. – Гольдберг встал, несколько раз тряхнул руками. – Об этом не говорится в Полевом уставе, но мы обязаны… Ладно, я рад, что мы поговорили.

Он закинул СВТ на плечо.

– Простите, что задержал вас, Николай, но этот разговор был необходим. Куда вы сейчас?

– К Медведеву, – ответил Трифонов. – Надо поговорить с Коптяевым, потом к истребителям, потом в третий. Надеюсь, за эти полчаса Гудериан через нас не прорвался.

– Ну, мы бы услышали, – успокоил Гольдберг.

Он повернулся и зашагал вдоль опушки в сторону КП батальона. Николай посмотрел вслед комиссару и почесал подбородок – пожалуй, сегодня он узнал больше, чем за все пять месяцев после выпуска. Хотя, конечно, из этих пяти месяцев два с половиной он провалялся в госпитале… Политрук посмотрел на небо – луна снова зашла за тучи, возвращаться придется по своим следам. Трифонов расстегнул шинель и, прикрывая руку, чиркнул спичкой – на часах было десять минут пятого, до рассвета еще далеко. Николай застегнулся и пошел вдоль завала к пулеметному окопу.

– Здравствуйте, товарищ Зверев.

Из окопа на Трифонова хмуро уставился первый номер расчета ДП, бывший студент механического факультета ефрейтор Зверев.

– Здравствуйте, товарищ политрук.

Окоп был отрыт по всем правилам, обеспечивая стрельбу как в поле, так и вдоль завала, в стене были устроены две «лисьи норы», одна пустовала, из другой доносился мощный храп.

– Второй номер мой, Талгат, – уловив невысказанный вопрос, кивнул Зверев.

– Он там себе ничего не поморозит? – озабоченно спросил Трифонов.

Зверев пожал плечами:

– Да не должен, лапником там все хорошо выстлано, ватник да еще две шинели.

– Вы ходили греться?

– Нет, мы – пулеметчики, нам позицию бросать нельзя, – как-то неуверенно ответил Зверев.

Трифонов принюхался.

– Вы что, тут костер жгли, что ли?

В темноте лица Зверева было не видно, но ответ прозвучал виновато:

– Ну да. Холодно, а у нас место высокое, вода на дне не собирается. Да вы не волнуйтесь, товарищ политрук, – заторопился бывший студент. – Мы ж не идиоты – брезентом накрывались.

– Приказ был – соблюдать маскировку. – Трифонов начал злиться. – Объявляю тебе…

Он запнулся. Строго говоря, выговор должен был объявлять командир отделения или командир взвода, политработник таких полномочий не имел. По Уставу политрук Трифонов должен сообщить о происшествии командиру взвода. Николай решил, что ограничится внушением.

– Зверев, ты взрослый человек, должен сам понимать, – на языке вертелось хорошее слово, но политруку оно не пристало. – Мне что, тебя к Медведю волочь? Выговор тебе перед строем объявлять?

– Так тут замерзнуть недолго, – угрюмо ответил пулеметчик.

– Ладно, – вздохнул Николай. – А как вообще, киргиз этот, Талгат твой – он… Надежный?

Зверев посмотрел на храпящий ком.

– Он казах, – поправил бывший студент политрука. – Молчун он, слова не вытянешь, но, по-моему, надежный. И оружие знает – он городской, кажется.

– Ну, ладно, я пойду. – Трифонов поднялся с колена, уже собираясь уходить, и вдруг обернулся. – А Берестов что, правда сам немца ножом снял?