И.Кошкин За ценой не постоим

– А Сталин будет? – поинтересовался Лехман.

– Мне не докладывали, – коротко ответил комвзвода. – Ребята, я не больше вашего знаю – Загудаев с утра сказал: «Слушай Москву, будет парад». Вот и слушаем.

– Охренеть, – искренне сказал Луппов. – Может – шутка?

– Ну да, Саша у нас такой шутник, – хмыкнул Лехман.

– Тихо! – крикнул из танка Безуглый. – Готово! Слушаем!

– «…рит Москва!» – донесся сквозь треск помех знакомый голос.

Звуки фанфар, играющих знакомое «Слушайте все!». Танкисты переглянулись – точно, парад.

– Командует Пуркаев, принимает Ворошилов, – тихонько повторил Луппов.

У люка механика места всем не хватило, Протасов с Осокиным забрались на танк и слушали сверху.

– «Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники…»[35]

Танкисты переглянулись, Лехман недоверчиво покачал головой:

– Неужели сам?

– «Товарищи! В тяжелых условиях приходится праздновать сегодня 24-ю годовщину Октябрьской революции. Вероломное нападение немецких разбойников и навязанная нам война создали угрозу для нашей страны».

Теперь сомнений не осталось ни у кого, хотя поверить в такое по-прежнему было трудно: в осажденной Москве, по Красной площади, как до войны, готовились пойти парадом войска. И, как до войны, с трибуны Мавзолея к ним и ко всей стране обращался Сталин.

– «…Мы имеем теперь сочувствие и поддержку всех народов Европы, попавших под иго гитлеровской тирании. Мы имеем теперь замечательную армию и замечательный флот, грудью отстаивающие свободу и независимость нашей Родины. У нас нет серьезной нехватки ни в продовольствии, ни в вооружении, ни в обмундировании…»

Они прекрасно знали, что и с продовольствием, и с обмундированием далеко не все так гладко, но это было неважно. Сталин обращался к ним, и даже самые циничные заряжались неукротимой волей, силой, что была в словах этого удивительного человека, страшного и любимого. Как и вчера, Главнокомандующий говорил спокойно и уверенно, словно и впрямь «еще несколько месяцев, еще полгода, может быть, годик, – и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений».

– «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»

Сталин окончил речь, а танкисты все не могли прийти в себя.

– Смотри – Донского помянул, – сказал вдруг Луппов, – мне дед в детстве читал – он грамотный был, хоть и крестьянин, книга была – «Сказание о Мамаевом побоище», ну такая, лубок[36]… До сих пор помню: «И немного погодя подъехал к месту, на котором лежали убитые вместе князья белозерские: настолько твердо бились, что один за другого погибли».

Он посмотрел на товарищей и пожал плечами:

– Да я так, просто вспомнил…

– А мы «Минин и Пожарский» в клубе смотрели, – поделился Осокин. – Поляки там, звери, конечно, прямо конями на щиты лезли. А потом Минин им как дал!

– Да тише вы! – шикнул радист.

Парад продолжался, шла пехота, был слышен лязг и рев танков. Наконец Безуглый выключил станцию и вылез из люка. Глаза сержанта странно блестели, он глубоко вздохнул и, обернувшись на запад, ударил левой рукой по бицепсу правой так, что кулак взлетел вверх.

– Вот вам, суки, а не Москва! – крикнул радист и расхохотался.

– Думаю, выступление комсомольца товарища Безуглого отражает общее мнение взвода, – как обычно угрюмо, начал было Лехман, но потом не выдержал и тряхнул сержанта за плечо: – Но я бы добавил: два раза по «вот»!

И лейтенант со смехом повторил жест радиста.

– Отсюда не увидят, – крикнул Протасов и взлетел на башню. – Вот как надо!

– Ты чему молодежь учишь, Сашка? – спросил Петров, наблюдая, как наводчик, приплясывая, отбивает «по плечо».

– А что, не так, что ли? – улыбаясь, спросил Безуглый.

– Ладно, – усмехнулся в ответ комвзвода. – Загудаеву только об этом говорить не будем.

С неба упали первые снежинки, и старший лейтенант вздохнул:

– Ладно, орлы, повеселились – и хватит. Греем машины, не ровен час – сегодня куда-нибудь поднимут.

* * *

Прошло два дня, бригада по-прежнему стояла в резерве. Коровянский еще дважды ходил за линию фронта, впрочем, результаты поисков были довольно скромными. Единственное, что удалось выяснить наверняка: немцы не заботятся созданием сплошного фронта, сосредотачивая силы в укрепленных пунктах. Разведка на танках могла часами ехать по лесным зимникам, не встречая противника, но подобраться к Скирманово все не удавалось. По косвенным признакам командование оценило силы немцев на плацдарме в батальон пехоты и до батальона танков, хотя и Катуков, и Рокоссовский оба понимали, что это все вилами по воде писано.