И лед, и пламень

…Прошло некоторое время, и ко мне пристало другое прозвище — «Дзурилла». Наверное, потому, что у меня и у блиставшего тогда чехословацкого вратаря были похожие имена — Владислав, Владо. Я ничего против не имел, моему самолюбию даже льстило, что армейцы хоть и косвенно, но ставят меня рядом с великим голкипером. Первым вратарем ЦСКА тогда был Коля Толстиков, и «Дзурилла» с удовольствием носил не только свою, но и его клюшку. Коля меня многому научил. Ученик же в итоге оказался «неблагодарным»: вытеснил коллегу с первых ролей.

До сих пор у меня осталось какое-то чувство вины перед Колей, перед Лапшенковым, перед Адониным: я невольно загораживал им дорогу наверх. Психологически им было трудно заставить себя работать в полную силу, зная, что Третьяк почти наверняка останется первым вратарем. Хотя, если объективно рассуждать, то какая тут вина? Разве стал бы я мешать, если бы кто-то вдруг заиграл лучше меня?..

Я уже был первым вратарем ЦСКА, а Колину клюшку все равно носил, и никто этому у нас не удивлялся. В армейском коллективе привыкли уважать всех, кто старше.

У меня в клубе и в сборной было много товарищей-вратарей, и о каждом хочется сказать сегодня какие-то добрые слова. Все вы, друзья, меня чему-то учили. Вот, к примеру, Гена Лапшенков. Он (тогда студент географического факультета МГУ) хорошо знал математику, физику, считался эрудитом в других науках. Разговаривать с ним было одно удовольствие.

Обычно все эти годы я жил в одной комнате с кем-то из вратарей. И только в последнее время эта традиция стала нарушаться. Руководство команды старалось поселять меня в гостиницах без соседей. Это вовсе не дань заслугам, как может показаться. Я никогда не просил для себя никаких привилегий, да и жить вдвоем веселее, чем одному. Но наш доктор решил, что так мне легче настраиваться на матчи. Доктор видел, как сдают мои нервы…

В Архангельском теперь многое изменилось. Живем в трехэтажном кирпичном доме, где есть и сауна, и медицинские кабинеты, и видеомагнитофоны. Но традиции времен Локтева и Фирсова остались, и в этом — одна из причин стабильных успехов клуба.

Уже давно рядом нет никого из тех, с кем я начинал. Не скрою, это тяжело, особенно, когда выпадали часы отдыха. У молодых ребят свои интересы, свои любимые фильмы и мелодии. Меня уже не радовали ни рыбалка, ни шахматы, ни кино… Обычно коротал время в разговорах с массажистом Сергеем Чекмаревым — он ближе по возрасту. Или уходил в гости к политработнику военного санатория Юрию Евгеньевичу Данилову, который когда-то помогал мне подготовиться к экзаменам в Военно-политической академии.

…Да, пора повесить коньки на гвоздь. Пусть другие теперь пройдут этот путь по дорожкам старинного парка.

Я не верю в то, что все лучшее уже было. Жизнь не кончается с последним, финальным свистком. Напротив… Мой старый вышневолоцкий дед, о котором упоминалось в первой главе, выразился по этому поводу очень определенно.

— На льду, — сказал он, — ты показал себя неплохо. Не поскользнулся. Но это была игра. А теперь ты вступаешь в новую жизнь, и может случиться так, что она потребует от тебя приложить поболее сил. Ты политработник, а это, думаю, должность ох какая важная.

Да, я армейский политработник. Не случай распорядился так, а вся логика предшествующих лет. Был секретарем комсомольской организации, делегатом трех съездов ВЛКСМ, членом ЦК Ленинского комсомола. Потом стал парторгом. Мне всегда нравилось работать с людьми, находиться в самой гуще общественных дел. Учиться в Военно-политическую академию имени В. И. Ленина пошел потому, что хотел глубже понять специфику политработы, приобрести фундаментальные знания по общественным наукам, без которых сегодня шагу ступить нельзя. Конечно, я понимаю, что практического опыта у меня еще недостаточно, но, кажется, некоторые уроки я усвоил. Например, такой: политработник должен быть во всем примером для личного состава. Если ты сам являешься образцом выполнения воинского долга, тогда и с других можешь спросить.

…Прощай, хоккей. Рано или поздно это должно было случиться, но лучше, чтобы это произошло и не рано, и не поздно. Мой час пробил, я ухожу со льда потому, что уже не чувствую в себе тех сил, которые положено иметь первому вратарю. А вторым я никогда не был.

Я покидаю лед с сознанием выполненного долга. И дело даже не в тех наградах, которые завоеваны. А дело в том, что все эти годы я честно и добросовестно служил своему клубу, своей сборной, нашему советскому спорту.

Я много раз был участником торжественных церемоний, когда в честь наших побед над стадионами разных стран взвивался алый стяг и звучал величавый Гимн Советского Союза. В эти минуты на глаза накатывались слезы. Мы ощущали свою принадлежность к великой Советской стране, великому нашему народу, земле нашей — вот где черпали мы силы для славных побед.

Рядом всегда были друзья, и это тоже великое счастье — быть участником коллективных свершений.