И лун медлительных поток...

— Хи-хи-хи! — задрожали кусты от девичьего смеха.

— Не дрожит рука! — крикнул Тимпей Лозьвин и вышел на поляну. Три-четыре лука осмотрел, три-четыре тетивы натянул, взял в руки пятый, тяжелый лук. Туго проныла стрела и впилась в глаз Комполэна, за ней вдогонку вторая, а третья впилась в оперение первой стрелы.

— О! О! — выдохнули кусты.

Резко и мощно метнул копье Тимпей, ударило копье в середину черепа, и тот треснул.

— О! О! Ай-е! О, Сим Пупий! — переплелись девичьи шепотки в ветвях кустов. — О милый юноша Тимпей!

Три тяжелых ножа снял с пояса Тимпей. Как молния пролетел нож, серебряной рыбкой отблеснул другой, черным ястребом промелькнул третий нож. По самую рукоятку засели ножи в чучеле утки.

— Торум вайлын! Видишь, боже небесный, Тимпей — великий охотник! — одобрительно выдохнули старики. — Кинь топор, Тимпей!

На тридцать сажен кинул топор Тимпей. Сверкнул лезвием и наискось срубил сосенку, на которой громоздилась голова Ялвала Ходячего.

— Ты самый сильный, Тимпей! Ты самый желанный! — упруго поднялся звонкий девичий голос.

Старики недовольно оглянулись, а кусты, хлопнув ладошками листьев, плотно сомкнулись. Мягкий топоток раздался, вспорхнули легкокрылые синицы, разбежалась девичья стайка. А Тимпея переполнила горячая радость — он узнал голос Вильян, голос самой дорогой женщины. Он сегодня найдет ее, он отыщет ее на месте Девичьих игрищ, уведет сюда, под священный кедр, и скажет о своей любви, о своей тоске и нетерпении. Тимпей сегодня попросит ее себе в жены, он не хочет брать ее силком. Нет, он будет просить ее.

А праздник продолжался. Гуляла по кругу посудина с брагой, и все были веселы и добры. И не опускалась темнота над пиром, над Еврой раскинулась белая ночь.

Но не нашел Тимпей любимую, убежала она с девушками в девичью рощу, где вокруг костров они водили хороводы. Только доносился к Тимпею ее голос, такой дорогой и чистый:

О, Евра, Золотые берега,
Серебристое дно.
Ты мать моя, Евра,
Лодка над тобой — моя сестра.

Голос высоко поднимался, распахивался над Еврой, и у Тимпея дрожало сердце.

Лодка моя, уткой лети,
К красному солнцу
Меня унеси.

Только на третий день, когда затухли праздничные костры, встретил Тимпей свою Вильян.

— Я охотник, Вильян! — сказал Тимпей.

— Знаю.

— На лыжах загоняю лося.

— Знаю, Тимпей.

— Ножом убиваю вуй-аньсих!

— Знаю, Тимпей!

— Я силен и здоров. В моем доме всегда будет мясо.

— Да. Пусть в твоем доме всегда будет мясо!

— В моем доме будет много детей, Вильян!

— Да пусть сохранят их боги, — ответила девушка.

— Стань матерью моих детей! — выдохнул Тимпей. — Стань хозяйкой моего дома!

— Я готова! — ответила Вильян. — Выкупай меня у отца моего. Приноси зимой выкуп.

— А сейчас? Почему не сейчас? — заторопился Тимпей.

— Лето… — тихо засмеялась Вильян. — Лето, Тимпей. Скоро наступит время тяжелой женской работы. Иди к отцу зимой, Тимпей.

— Ладно, — ответил Тимпей. — Зимой я выкуплю тебя, милая девушка!

4

Над песчаными отмелями, над ленивыми речушками, над густыми травами катится июньское солнце. Мужчины поставили в запоре кямки, разделили на паи, соорудили селянский садок, поставили фамильные плавучие садки. Большая вода сошла, обмелели многие речушки, только около запора река как бы обрюхатела, огрузнела река в омуте у запора, стала живой, чудовищно плотской от косяков рыбы, что густыми стаями подходили к запору. И этот омут, оживший, переливающийся, струящийся, день ото дня все больше грузнел и грузнел от рыбы, и та, пометавшись, побившись мордами о плетеную стену, выбрасывалась из реки и вдруг находила выход и устремлялась в кямку. Кямки быстро наполнялись живым, чистым серебром, и мужчины, довольные и сытые, вытряхивали рыбу в лодку и сплавляли вниз по реке к своим шохрупам — коптильням.