- … без разницы, - отмахнулся я, - так вот: делай это с кем-нибудь другим, ладно? Ты всегда значил для меня слишком много, чтобы портить всё дебильными формальностями. Как будто если бы ты не сказал при мне этих чёртовых слов, я бы сам не понял. – Мне даже стало страшно от того, как резко сконтрастировал окружающий мир с теми карусельками, которые я видел через призму собственных убогих «проблемочек». Самое смешное, что чувства Джерарда словно не включались в зону обзора этой ебаной призмы.
- Я надеялся, что ты скажешь именно это, - Джи хищно улыбнулся и уже без всяких там ломаний взглянул мне прямо в глаза. Я даже был рад пляшущим в его глазах сатанинским огонькам.
… Дождь на улице не умолкал. Приближался ноябрь, становилось всё холоднее, воздух был всё свежее, а дожди – чаще. Мне нравилось возвращаться из школы в такую погоду. Нравилось, как смотрели на меня окружающие, когда я без зонта в ливень шлёпал домой. Мне становилось легко, как будто дождь смывал всю пыль из моих мыслей и оставлял только то, о чём действительно стоило думать.
- Эй, выходи из транса, - дёрнул меня за руку Джерард, заглядывая в моё потерянное лицо.
- Я здесь, - ошалело пробормотал я.
- Я тебе уже минут десять рассказываю про то, как Майки в прошлом году ждал Санту с мешком единорогов, а ты узнал о том, что я рассказывал, только три секунды назад, - обиженно пробурчал Уэй.
- Я слушал тебя, - заверил я его.
- Да? И сколько же единорогов получил Майки?
Подловил. Сволочь.
- Эмм… ни одного?
- Очень ты меня слушал. Ему прислали штук пятнадцать этих дебильных пластмассовых коней. Самое смешное, что все знали, что этому ненормальному было почти шестнадцать.
- А почему он так любит единорогов? – не понял я. Видимо, я много чего прослушал.
- А мне откуда знать? Вроде как он в девятом классе накурился травы и к нему пришёл «Единорожий бог», который сказал ему, что Майки – избранный, и он должен открыть радужную дверь, но для этого ему нужны тринадцать разноцветных священных единорогов. В общем, всё было очень плохо: когда этого наркошу откачали, он рассказывал всем про свою «миссию» и про то, что не зря же люди начали делать пластмассовых рогатых коней и в этом есть глубинный смысл. Короче, ебанутенький у меня брат.
- Я заметил. – Честно говоря, в духе семейства Уэев. Странно, что к Джерарду не приходили «Единорожьи боги». – Кстати, насчёт историй… - я не хотел спрашивать об этом сначала, но, думаю, момент настал. Я просто не могу больше об этом думать и отгонять от себя мысли об этом. Интерес взял верх.
- Что? – улыбнулся Джи. Ему явно доставляло удовольствие моё общество, иначе он бы так не светился и не болтал без умолку.
- Ты говорил, что знаешь что-то о Лианне. Что-то, о чём никто не знает.
Лицо Джерарда переменилось. Что такое? Что не так я сказал?
- Если не хочешь говорить об этом, не надо. Правда, - поспешно добавил я. Не хватало только поссориться с ним опять.
- Нет, я давно хотел тебе рассказать, - вздохнул Уэй, - У меня больше нет причин хранить Лианнины тайны. В общем, помнишь, я рассказывал тебе о своей зависимости? – (я знал, что этот разговор до добра не доведёт. Но когда-то же я должен был спросить!) – Я не говорил тебе, с чего всё это началось.
Что? Если это связано с Лианной… Мне становилось страшно с каждой секундой всё больше. Сердце упало куда-то в область пяток. Я не волновался за Лианну, да и Джерард о себе не мог сказать что-то слишком страшное. Я боялся правды. Джи продолжал:
- В общем… Никто не должен был знать о том, что маленькая тихая девочка-отличница без намёка на друзей или личную жизнь на самом деле – школьный распространитель наркотиков.
День двадцать девятый. Предтечи войны и немного о моём чувстве юмора.
Честно говоря, я был удивлён, но не настолько, чтобы падать в обморок и разговаривать с небесами. Лианна – наркодилер. Достойная тайна, недостойное занятие. Подсаживать малолетних неудачников на «спасительную дозу счастья», изображая из себя невинную овечку… Как раз под стать мерзкой Лианниной душонке. Но, как бы то ни было, у меня возникает вопрос: если она так хотела сохранить всё это в тайне, зачем было провоцировать Джерарда? На её месте я бы задницу лизал этому фрику, чтобы он ни в коем случае не проболтался. Уэй как-то говорил, что она пошла на крайние меры, потому что влюбилась в меня, но я не верю, что эта курица вообще умеет любить. Зачем тогда? Зачем ей всё это? И почему она напрямую причинила Джерарду зло лишь в самом конце, после меня и Майки?
Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Не люблю выходные за то, что голова постоянно забивается мыслями, которые не пришли бы в обычный день просто потому, что времени на них нет. А теперь я был вынужден всех их обдумать. Из кухни доносился просто божественный запах блинчиков (мама решила, что диета для слабаков, и снова вернулась к нормальной еде), в окно сквозь щель между штор пробивались яркие солнечные лучи. Не хотелось ничего делать. Хотелось просто лежать.