И маятник качнулся…

А ещё воды хватило для того, чтобы я, мельком заглянув в её трепетное зеркало, имел удовольствие увидеть своё отражение — не самое чёткое, но заставившее меня схватиться обеими руками за край лохани, потому что колени предательски задрожали. Наступил тот самый роковой миг, когда я в полной мере осознал, что произошло. После выхода из Нэгарры я был слишком увлечён трепотнёй с самим собой и опьянён неожиданной отсрочкой смертного приговора, но теперь… Разглядывая печать преступника на своём лице, можно было наконец-то расставить все упрямые факты по полочкам шкафа сварливой памяти и заняться копанием в груде нелепых и бесполезных оправданий… Фрэлл, и как ведь чётко вышло клеймо! До мельчайшей чёрточки! Щека немного припухла, но боли нет — наверное, доктор что-нибудь прикладывал или чем-нибудь мазал. И на том спасибо… Если отрастить волосы подлиннее и зачесать на бок, тогда узор можно будет полностью прикрыть. Да и сейчас длины волос почти хватает для «маскировки»… Но почему такой жуткий цвет? Впрочем, я слишком редко встречал жертв «королевской милости»,[6] чтобы знать наизусть все оттенки и начертания. Ярко-синий узор почти во всю щёку. Я ненавижу этот цвет! Я ненавижу человека, который смотрит на меня с поверхности воды! Я ненавижу! Пальцы судорожно сжались, ногти впились в мягкое дерево…

Успокойся, Джерон, ничего нельзя изменить.

Да, я знаю, но почему я должен всё это терпеть?

Потому что ты ошибся.

Но разве я заслуживаю ТАКОГО?

Может быть, ты заслуживаешь и худшего. Правда, трудно придумать что-то ещё более суровое в качестве наказания для тебя. И вообще, Джерон умер. Умер, призвав Нэгарру. А тот, кого ты видишь в зеркале воды, — трус и слабак, не сумевший довести начатое дело до конца. Бездомный бродяга, презираемый людьми и нелюдью. Вот кто ты. У тебя больше нет пути назад, если, конечно, ты не хочешь умереть от стыда под градом насмешек со стороны своих… Впрочем, Магрит вряд ли будет смеяться. Скорее, она тихо вздохнёт и посмотрит укоризненно. Как мне бывало больно от такого её взгляда! А вот за Майрона я спокоен — он мне спуску не даст, приложит все усилия, чтобы я ни на мгновение не забывал о своём позоре… Нет, я не вернусь. Я им не нужен. Я вообще никому не нужен. Кроме одного-единственного человека. Человека, который купил меня — правда, предварительно продав в рабство — за пять золотых монет. Он был серьёзен и спокоен. Он не шутил. Не знаю, что тебе нужно от меня, Мастер, возможно, ты просто угадал мой маленький секрет и намереваешься использовать его в корыстных целях… Пусть так. Но пока этого не произошло, я буду держаться за ниточку, которая связывает меня с жизнью. Я буду держаться за своё любопытство. И узнаю ответ на эту загадку! Клянусь! А потом… Потом посмотрим…

Мыльный настой имел самый приятный аромат. То есть практически ничем не пах. И замечательно, потому что моя невероятная грациозность способствует тому, чтобы стать мокрым до ушей… Кстати, о мокром. Я подумал и снял фуфайку, пристроив её на перилах террасы — погода хорошая, день обещает быть тёплым, можно рискнуть и раздеться. Я поболтал ладонью в ведре, взбивая радужные пузыри, окунул туда мочалку и уже приготовился начать свой «скорбный» труд, когда откуда-то сверху раздался громкий нахальный голос:

— Что это у тебя?

Я поднял голову и застыл с открытым ртом. Надо мной возвышался — да-да, именно возвышался, потому что ничего иного я не могу сказать про человека, у которого свободно могу пройти под мышкой, — рыжеволосый верзила таких пропорций, которые внушали уважение, смешанное со страхом. И как только на свет появляются гиганты? Узор на лице не произвёл на него никакого впечатления, из чего я сделал вывод: либо доктор рассказал истинную причину появления клейма, либо просто попросил не обращать внимания. Ну, хоть здесь проблем не предвидится… Карие глаза буравили мою грудь. Куда всё же он смотрит? Я опустил взгляд и понял причину любопытства: мешочек, подаренный гномкой, всё ещё болтался на мне. Странно, но я так привык к нему, что даже перестал замечать…

— Что это?

— Моя личная вещь. — Я старался говорить исключительно вежливо, на грани подобострастия, потому что не хотел оказаться на койке с переломанными ногами.

— Это же девчачья игрушка! — вполне разумно заявил верзила.

— Это… подарок, — неопределённо ответил я.

— Дай сюда! — Растопыренная пятерня качнулась перед моим носом.

Вы пробовали спорить со стихией? Вот-вот, и мне не хотелось… Я снял с шеи шнурок, на котором висел мешочек, и вложил всё «имущество» в открытую ладонь рыжего.

— Милая вещичка… — Он раскрыл мешочек. — А это что такое?!

В солнечных лучах сверкнул металл.

— Не отвлекайте юношу от работы, почтенный Борг… — Доктор выглянул из дверей дома и замер на месте, увидев родовой знак оборотня в руке верзилы.

— Откуда у вас эта вещь? — Доктор только что не облизывался, пожирая глазами переплетения жёлтого металла.

— Это было у парня в кошельке… — растерянно признал рыжий гигант.

Глаза Гизариуса переползли на меня.

— Как это понимать?

— Что именно?