И маятник качнулся…

Казалось, Лэни наслаждалась своим триумфом, но блеск глаз стал ещё сильнее. Словно в уголках дрожат, но никак не решаются скользнуть вниз по ресницам слезинки…

Ты хочешь, чтобы я признал свою ничтожность окончательно и бесповоротно? Решила поиграть «в Старшего Братца»? А я-то надеялся, что будет достаточно поджать хвост и зажмуриться…[14] Не вышло.

Говорят: «Глаза — зеркало души». Угу. Только не твоей собственной души, а души твоего собеседника. В любой из моментов. Только когда ты один, в твоих глазах можно рассмотреть… Ведь в одиночестве ты разговариваешь с самим собой, не так ли?

Как я должен поступить? Она хочет видеть покорность, но где-где, а в её-то душе нет даже намёка на подчинение, осознанное или вынужденное. Лэни никогда не подчинялась. Она всегда исполняла ДОЛГ. Если я попробую отразить в своём взгляде нечто подобное… О, нет! Во-первых, она посчитает это издёвкой, а во-вторых… Ещё примет этот долг на свой счёт — и вот тогда я на самом деле буду чувствовать себя порядочным подлецом. Если Лэни и Магрит связаны cy’rihn, то достаточно сильное эмоциональное потрясение хлестнёт по каждой из них… Допустим, волчицу мне не жаль, а вот что касается сестры… Вообще-то следовало бы передать ей «весточку»… Нет, не буду, а то выяснится, что я тоже кому-нибудь что-нибудь должен…

Всё, хватит пустых размышлений. Я стараюсь, Лэни! Прости, если у меня плохо получается…

— Где же ваше красноречие, dou Джерон? — Совсем тихо, на грани шёпота.

— Пожалуйста… Не рассказывай о том, что видела.

Она помолчала, изучая моё лицо, впиваясь взглядом так глубоко, словно что-то искала. И никак не могла найти.

— Глупо было предполагать, что пребывание вдали от Дома пойдёт вам на пользу. В вашем сердце совсем не осталось гордости… Неужели вам нечем гордиться? — Ну откуда в её голосе скорбные нотки? Она же должна торжествовать! Лэни сожалеет? Не верю!

— Почему вы не умерли? Почему вы всегда останавливаетесь у Порога и не решаетесь сделать Последний Шаг? — Она упрекает или удивляется? — Dou Магрит измучена ожиданием вашей смерти. Почему вы не подарите ей покой?

— Если она и в самом деле желает, чтобы я умер, пусть скажет об этом. Я подумаю, что можно сделать. — Слова пеплом горчат на языке.

— У вас не хватит духу. — Не обвинение, а печальный вывод.

— Я не спешу умирать.

— И не торопитесь жить… — Совсем глухо, как эхо ветра в кронах деревьев.

— К чему весь этот разговор? — Я начинаю злиться. — Ты хотела увидеть меня на коленях — и увидела. Нужно что-то ещё? А тебе не кажется, что это уже перебор?!

— Отблески робкого огня? Даже не верится… — В голос Лэни вернулась язвительность. — Вы всё-таки способны ответить на удар? Или я ошибаюсь?

— Мне нет дела до твоих умозаключений, — хмуро бросил я.

— Странно, вы всегда были любопытным мальчиком… Отчего же теперь не даёте волю своей натуре? Забавно видеть, как вы изменились, оставаясь прежним, но изменились совсем не так, как следовало ожидать… — К чему она клонит?

— Ты недовольна?

— Я удивлена.

— Вот как?

— Весьма удивлена.

Она снова сделала паузу, рассеянно пропуская блестящие чёрные локоны сквозь гребень пальцев.

— Вы должны были поступить иначе.

— Иначе? Для чего?

— Для того чтобы вызвать уважение к себе.

— И что же я должен был сделать? — Даже любопытно…

— Точно не знаю… Но — не просить! Вам надлежало ПРИКАЗАТЬ.

— И ты бы выполнила приказ?

— Возможно. — Уголки рта дрогнули в нерешительности, не открывая, что последует дальше — улыбка или слёзы.

— Значит, я опять выставил себя на посмешище?

— Можно сказать и так. — Она уклонилась от прямого ответа. Почему?

Как же я устал! Можно подумать, эта пытка длится не минуты, а дни…

— Извини.

— За что? — Лиловые глаза округлились. Да, дорогуша, я совершаю ещё большую с твоей точки зрения глупость — прошу прощения…

— Я не оправдал твоих ожиданий.

— Что вам может быть известно о том, чего я жду и на что надеюсь? — Так тихо, что я мог бы принять эти слова за шелест листьев.

— Джерон! Ты здесь? — Ну вот, только Борга для полного счастья не хватало! Ищет меня? Неужели из-за того, что селяне говорили о «волке»? Глупость какая! С чего ему тревожиться на мой счёт? Впрочем, есть проблема посерьёзнее… Как я объясню ему появление Лэни? И как, фрэлл меня подери, я объясню, почему она — голая?!

Я негнущимися пальцами распутал узел, стянул рубашку и бросил её на грудь женщины:

— Прикройся! Поскорее, или мне до конца жизни придётся отвечать на дурацкие вопросы!

Она не промедлила и вдоха — тонкое полотно приняло в свои объятия точёную фигуру моей мучительницы, а я остался в одних штанах, сверкая желтушными пятнами угасающих синяков. Увидев мою «расписную» грудь, Лэни хотела что-то сказать, но в опасной близости от поляны уже хрустнула ветка под ногой рыжего великана, и волчица передумала, поскольку времени на пустые разговоры уже не оставалось. Она схватила меня за ошейник и рывком подняла с колен, умудрившись при этом прошипеть на ухо:

— Вы бы ещё улеглись… Для пущего эффекта! — Миг спустя её лицо озарилось кокетливой улыбкой, а руки нежно легли мне на плечи: на поляне появился Борг.