И матерь их Софья

Рощина. (Смотрит на часы). На нашем, дружок, на нашем. Через пять минут сюда девчата придут. А пока хочу задать тебе последний вопрос. Прокофьев. Неужели последний?

Рощина. Говорят, тебя после уроков каждый день в закусочной видят. Это правда? И что ты там, скажи на милость, делаешь?

Прокофьев. Закусываю. Рощина. А ты не иронизируй.

Прокофьев. Повторяю, Вера Ивановна, мой бог - свобода. Я - свободный человек. Уроки отвел, и делаю все, что сочту нужным. Рощина. Но ты же учитель!

Прокофьев. Ну и что? Разве учителям запрещено входить в закусочные? Я детям рассказывал, что в Штатах в свое время висели таблички на присутственных местах: "Входить собакам и неграм запрещено". Представляю: "Вход учителям и..." Рощина. Не паясничай. Опять вызов?

Прокофьев. Кому? Рощина. Да не придуряйся, все ты понимаешь. Мимо дети гурьбой ходят, а учитель пиво глушит.

Прокофьев. Стоп, Вера Ивановна. Не пью я пиво. Меня с него на сон тянет и изжога начинается.

Рощина. Тогда что? Водку? Прокофьев. Водку в закусочной? Фи, Вера Ивановна. Портвейн, добрый старый портвейн. С котлетой или с бутербродиком: хлеб, совсем немного масла и килечка... Чудо!

Рощина. Ты меня разыгрываешь, Прокофьев? Так и спиться не долго. Прокофьев. Не обязательно. У меня учитель в институте был, Вадим Николаевич Зареченский. Мудрейший человек! Помню, у него на семинаре закончит кто-нибудь из студентов доклад, наспех подготовленный, а он посмотрит на него и скажет: "Это все, батенька?" И сам так начнет рассказывать, что мы целый час притихшие сидим. А сколько стихов старик знал... Так о чем мы? Да, и как-то я заметил, что возвращаясь с занятий, а Зареченский только пешком ходил, наш Вадим Николаевич в кафешку одну все время заходит, - ее у нас Рублевкой звали. Я проследил, и что же оказалось? Аристократ, белая кость, с академиком Лихачевым дружил, что же он себе в этой забегаловке заказывал? Портвейн! Ну, а поскольку Зареченский для меня был авторитетом...

Рощина. Одним словом, и ты попробовал. Прокофьев. И ведь понравилось!

Рощина. И сердито, и дешево. Ладно, ты мне зубы не заговаривай, я тебя насквозь вижу.

Прокофьев. А если видишь, что спрашиваешь? Рощина. Ох, послушает кто нас со стороны - потеха. То ко мне на ты обращаешься, то на вы. Вера Ивановна, товарищ директор, теть Вера. Прокофьев. Так я же по просьбам трудящихся. (После паузы). Обещаешь, о моей страшной тайне никому не рассказывать?

Рощина. Могила. Прокофьев. Беру я, значит, свою котлетку... Рощина. И стакан портвейна в придачу.

Прокофьев. Это святое, товарищ директор. Выпиваю. Закусываю. Беру второй. Не смотри так, больше - ни грамма. И когда по телу начинает растекаться тепло, а серый наш Одуев мне уже кажется каким-нибудь Баден-Баденом, появляется она. Рощина. Кто - она?

Прокофьев. Откуда я знаю? Незнакомка, видение, мечта. (Неожиданно начинает декламировать).

И каждый вечер, в час назначенный (Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный В туманном движется окне...

Рощина. Интересно, интересно. Каждый вечер, говоришь, движется? Значит, из медучилища. Оно как раз через дорогу от закусочной. Прокофьев. Какой мудрый человек это спланировал? Рощина. А какие-то особые приметы имеются?

Прокофьев. У видения? Побойся Бога, Вера Ивановна. Впрочем, я заметил одну особенность. Когда она идет, то у нее часто тетрадки к груди прижаты, будто она текст наизусть учит.

Рощина. Томка Лазукина! Она. И впрямь, красивая деваха. Два года в театральный вуз поступала и все неудачно. Но девчонка упрямая: все равно, говорит, поступлю. А пока она в медучилище...

Прокофьев. Ты что замолчала? Рощина. А ведь это мысль.

Прокофьев. Какая мысль? Рощина. Это я о своем.

Раздается стук в дверь. В ее проеме появляется голова Войтюк. Войтюк. Мы пришли, Вера Ивановна.

Картина вторая.

Те же, Войтюк, Филатова, Козлова, Самсонов. Рощина. Вот и чудненько. Проходите девчата. Прокофьев. (Уже догадавшись, в чем дело, Самсонову). И ты, Брут! То бишь, брат Петруха. (Цитирует). " И я один. Все тонет в фарисействе"... Самсонов. Мне велели, Коля.

Рощина. Разговорчики! Присаживайтесь, товарищи, присаживайтесь. Итак, комсомольское собрание педагогов Одуевской средней... Прокофьев. Прекрасно! А что здесь делаете вы и (показывает на Козлову) Нина Ивановна?

Рощина. Разве я не сказала? Извините. Собрание открытое, и мы с уважаемой Ниной Ивановной, как коммунисты и ваши старшие коллеги, будем присутствовать на нем. ( Обращаясь к Козловой). Ниночка, веди протокол. Ирина Леонидовна, а вас мы избираем председателем собрания.

Прокофьев. Ни фига себе, демократия! Рощина. Ирина Леонидовна, начинайте.

Войтюк. Товарищи, мы собрались, чтобы обсудить поведение нашего коллеги, преподавателя истории Николая Михайловича Прокофьева. Кто-нибудь хочет высказаться?

Прокофьев. Я хочу. Ирка, больше денег в долг не дам. У меня все. Войтюк. Николай Михайлович, неужели вы не понимаете, зачем мы сюда пришли? Прокофьев. Понимаю, чтобы пропесочить.