И мир, великий и ничтожный

Мы прыснули, как тараканы, надёрнув джинсы наскоряк,

Под возглас изумлённо-пьяный: «Реб-бята… где у нас коньяк?»

…Почти забылась эта осень…

Со мной случалось разных… тел.

Чего ж меня сейчас вопросит –

зачем тогда ты не успел?

2010

Он звал её своею Ариадной

Он звал её своею Ариадной… От этой глупости её бесило!

Он забавлялся с персональным адом и верил, что вернуться хватит силы,

Что нить её надёжнее каната, что Ариадна вечно наготове.

А дура Ариадна крыла матом и нитью душу резала до крови.

А ей бы запулить клубок подальше! порвать, смотать… или самой смотаться.

Бежать… бежать! от безнадёжной фальши, от слабых и безжизненных оваций.

Он приползал, едва живой, от зверя – измученный и проигравший битву.

Она поспешно открывала двери, мешая слёзы, ругань и молитву.

Вот так он уходил и возвращался, её неисправимый ненаглядный.

Такое непростое было счастье у современной дуры-Ариадны.

Порвалась нить… не стало путеводной. Он заблудился в Вечности… бывает.

Она… а что она? Она свободна. Не ждёт. Не плачет. Всё ещё живая.

2010

Бутылочное

Он носился по бурным бескрайним морям, он бросал, где попало, свои якоря, зацепиться надеялся тщетно, и срывало его, словно щепку. Небо плавало звёздною рябью в воде. Он себя потерял в безграничном нигде. Только палуба тонкою твердью отделяла от встречи со смертью.

Он почти разучился по суше ходить. И кильватерный след за кормой позади быстро таял, сливаясь с волною. А душа, иссушённая зноем, отмокала в настойке из рома и слёз. Он скулил на луну, как потерянный пёс. Безнадёжно стоял на коленях, позабросив секстант и счисленья. Он всё чаще бросал надоевший штурвал, через борт перегнувшись, похмельно блевал. И качалось бездонное море, принимая излитую горечь.

И безмолвная бездна вгляделась в него. Он увидел её безучастный кивок. И, велению бездны послушный, он извлёк свою стёртую душу. Запечатал в бутылку и за борт швырнул, и бутылка легко оседлала волну. Где же носит её буйный ветер?

Может, кто-нибудь где-нибудь встретит…

2010

Ты обнимал…

Ты обнимал…

мне было всё равно.

Я думала в тот миг о сигарете.

Крутилось чёрно-белое кино

И всё никак не проявлялось в цвете.

Ты был безоговорочно хорош,

И я

самой себе

казалась стервой.

Я долго

золотила медный грош тех чувств,

которых не было.

Наверно, ты понимал,

пытался понимать!

Что мы с тобой из разных измерений.

И твой беспомощный и горький мат,

Твоя лавина пьяных откровений не обижали.

Ты сходил с ума.

Ты звал меня высокомерной сукой.

И, из постели

ускользнув впотьмах,

Я выла от сочувствия и скуки.

Я исчерпала жалости предел.

Я не могла довольствоваться грошем.

И я ушла.

Ушла в своё 3D

А ты остался в чёрно-белом прошлом.

2010

В тяжёлой плотной темноте

В тяжёлой плотной темноте он сел на сбитую постель,

На лоб ей руку положил устало.

Она в горячечном бреду искала дальнюю звезду

И что-то неразборчиво шептала.

И в той бескрайности нагой она была совсем другой –

Счастливой, лёгкой и неуловимой.

Летели звёзды сквозь неё, и не пугало забытьё,

И выжидали молча херувимы.

Она ещё могла – назад, пыталась что-то рассказать

Тому, кто был так бесконечно рядом.

Она ещё могла, но там не отпускала темнота

И обещала вечную награду.

Тепло его руки у лба, его безумная мольба

Её держали тонкой, прочной нитью.

Она рвалась из этих пут, она была почти не тут,

Почти открылась вечная обитель.

Она почти ушла. Почти! А он её не отпустил.

Он никогда ни в чём её не слушал.

Был несговорчив и упрям, он всё решал по жизни сам.

«Ну, что, родная, кажется, получше?»

2010

Кораблик

Всё! Ничего не надо повторять: про «дважды в ту же реку» и про «грабли».

Я слышу, как грохочут якоря, и как причалил к берегу кораблик,

Залепленный опавшею листвой, как будто драгоценной позолотой.

Недолгое смешное волшебство навряд ли сможет обмануть кого-то.

Он не пытается. Он просто ждёт. И я уже качусь с высокой кручи,

Сейчас шагну стремительно на борт – и нас подхватит ураган могучий,

И мы умчимся с этих берегов, и я забуду, захмелев от виски,

Как проплывают трупы – не врагов, а, исключительно, друзей и близких.

И я прошу, не надо повторять про «грабли» и про «в ту же реку дважды»!

Ведь он опять приплыл сюда не зря, мой ненадёжный, глупый и бумажный.

Пусть он размокнет от тяжёлых волн, пускай безвестно мы утонем где-то.

Но я отныне не сойду с него. Мы вместе канем в эту реку – Лету…

2010

Тяжёлый день

День не задался с самого утра… башка трещит – ну, просто хоть об стену! Блин! вискарём усугубил измену… или как раз наоборот?

Дур-рак! ведь не придумал, что сказать жене! Она глядит… подозревает, стерва. Из-за неё сегодня весь на нервах. Вот-вот чего-нибудь предъявит мне. Ещё бы знать, когда пришёл домой. Проснулся, точно – в собственной постели…

Ой-ё! мотает, как на карусели! Мне б похмелиться – да подымет вой. Да и к тому же нечем – не припас, я ж не алкаш, не делаю заначки. Эх, напоить её бы до усрачки, чтоб знала, как хреново мне сейчас.

Ушла… ушла?! За пивом бы сгонять, да прикупить цветов – пускай не плачет! А что вчера? да ничего не значит… Эх, надо было телефончик взять!

2010