И на этом все…

– А как? – невинным голосом спрашивает Варвара. Она косит глазами по сторонам и уже вполне удовлетворена произведенным впечатлением.

– Что на тебе надето? – не успокаивается директор школы.

– В каком смысле? – удивляется Варвара.

– Завтра! Завтра придешь с родителями!

Варвара, вздернув подбородок, проходит мимо него в школу. На следующий день она приходит в юбке до колен, с косой через плечо, в сопровождении отца.

Не знаю, что говорит в своем кабинете Рукавишникову-старшему наш Иван Иванович, но до конца учебного года, то есть недели две-три Варвара не очень выделяется среди девочек школы. А с наступлением каникул непременно появлялась вечером на Бродвее (так называли мы улицу Центральную, по которой молодежь поселка гуляла по-над озером и около парка) в короткой клетчатой юбке-шотландке и непременно с большой шелковой цыганской шалью на плечах.

Надо отметить, что контраст светлых волос, волнами лежащих на ее черной шали, был потрясающим!

Вот этот эпатаж, какая-то эксцентричность отпугивали от нее и девчонок, и мальчишек. Она была одна – гордая, своенравная и независимая. У нее не было подруг, не было и мальчика-друга.

Как я уже сказал, мы ее побаивались. И сторонились.

И вот посреди вновь опустевшего парка, под шорох то здесь, то там медленно опускающихся на землю листьев, на скамейке сижу я. А рядом – Рукавишникова.

Я был истинным сыном той эпохи – «зажатым», не имеющим представления об отношениях между мужчинами и женщинами кроме тех, о которых с сальными ухмылочками рассказывали мы друг другу. Я жутко комплексовал перед девчонками. Ну, и конечно, не то, что спать с женщиной – я и не целовался еще ни разу!

Ощущение присутствия рядом не просто девочки, а именно Варвары Рукавишникой вызвало мне чувство глубочайшей скованности. Я не знал, что делать, что говорить. Я молчал, застыв, как столб.

Варвара, ковырнув носком модного бота листья, лежавшие перед ней, негромко сказала:

– Здорово все-таки осенью, правда?

Я молчал. Я не знал, что говорить. Да я просто-напросто стеснялся.

«Хорошо Рукавишниковой!, думал я. Она опытная»…

Среди нас о Варваре, как о всех наиболее красивых девчонках, болтали всякое. И что она… И говорят, вот с тем…

И ведь все понимали, что это – ерунда, но слушали ложь – и тут же сами, придумав другую ложь, выкладывали ее с горящими глазами.

Между тем Варвара сказала:

– Я люблю осень. Красиво, и как-то спокойно. А ты?

Я зашевелился, потом пробормотал: «Угу! Мне идти надо!»

И сбежал. Схватил портфель и ушел быстрым шагом, и чувствовал, что Рукавишникова смотрит мне вслед.

И когда я шел с другой стороны ограды парка, я увидел, что она медленно встала со скамейки, поправила косынку на шее, и зачем-то ладошкой стряхнула листья с поверхности скамейки. Потом взяла портфель и как-то медленно пошла к выходу.

А я поспешил домой.

Глава 2-я. Наши учителя

Наверное, обязательно нужно сказать о наших учителях. Прежде, чем рассказывать о своих друзьях, о досуге, о том, чем и как мы тогда жили.

Вообще у нас были очень хорошие учителя. Например, Мария Ивановна Мехова, учительница химии.

Я не знаю, почему она выделила когда-то наш класс. Но сразу после начала изучения химии, в 7-м классе, она уделяла нашему «В» все свободное время.

Она организовала только для нашего класса «В» химический кружок, который посещали человек 25 из сорока. Классы у нас была максимально заполненными, в каждом – 40—45 учащихся.

Каждый день после занятий мы до вечера в кабинете химии проводили химические опыты, слушали рассказы Марии Ивановны. Она любила нас, а мы – ее. Частенько, увлекаясь, она забывала о времени, и тогда мы напоминали ей в конце дня, что нужно забирать ее дочек из детского сада, и кто-нибудь из нас бежал в детсад, одевал девочек и держа их за ручки, приводил к нам в химкабинет.

У Марии Ивановны были потрясающие девчонки. Одной – 5 лет, а другой – 4. И они были совершенно разные.

Старшая – голубоглазая, светловолосая, вселяла надежду, что из нее вырастет новая Рукавишникова. Внешне, только внешне!

А вторая была смуглой брюнеткой. Темноглазой и черноволосой, как Мария Ивановна.

И вот представьте картину – Мария Ивановна что-то объясняет, мы возимся с пробирками, а в конце кабинета в это время кто-то из нас, учеников, возится с девочками – рисует с ними, книжки с картинками рассматривает…

И так – до темна!

В конце 1-го года изучения химии в нашем классе 22 человека имели только пятерки по этому предмету.

Моя мама говорила, что Марию Ивановну частенько критиковали за непедагогические приемы в отношениях с учащимися. За что? Ну, например, вот такой пример.

Идет урок, Димка Романескул разговаривает. Мария Ивановна всегда объясняла учебный материал увлеченно, и ей страшно неудобно отвлекаться от объяснения. Она делает замечание Димке, он не успокаивается, и она тогда нам говорит:

– Монасюк, Миута! Ребята, выбросите его из класса!

И продолжает объяснения, рисуя на доске схемы, пишет формулы…