И на погосте бывают гости

Хотя, конечно, – продолжал анализировать ситуацию майор, – прямо так заявить, что это дело наше, и вы в него не суйтесь, значит, возбудить подозрение. И сейчас, к счастью, пока ещё не те времена, чтобы Петровка проглотила это дело молча. Не те времена. Шеф наверняка бы начал залупаться по поводу того,, что же это за дела такие? Каким же это боком фээсбуха прича-стна к делам, связанным с серийными убийцами? И при этом на пресс-конференциях не стал бы корчить из себя дурака: мол, нам это не по силам, только ФСБ способно такие проблемы решать. Так бы и заявил: ФСБ наложило лапу, а нам велено не рыпаться. И какой-нибудь прыткий борзописец докопался бы до чего-нибудь дурно пахнущего.

***

На следующий день представился прекрасный случай немного пощупать красноармейщиков. В ракетной части за неуплату отключили электричество. И ракетчики силами взвода охраны, вооруженного штыками и автоматами с пустыми магазинами, захватили подстанцию и восстановили энергоснабжение стратегического объекта.

Никодимов послал туда двух своих парней якобы разобраться в причине инцидента. В действительности же им было дано совсем иное задание: «разнюхать, не производятся ли там у них какие-то эксперименты по вживлению в людей радиоуправляемых процессоров». Подчиненные внимательно выслушали предположения шефа, однако свои мнения оставили при себе.

***

В конце концов Стрелка получила письмо. То самое. Штампомер Делицына установил идентичность авторства. Стрелка озвучила это событие своим коронным «Bay!».

Цирцея, а вы меня не боитесь?

Ведь вы же, несомненно, понимаете, что имеете дело с человеком, для которого жизнь в сопровождении морали невыносима. Что такая жизнь, попавшись мне на глаза в особую, роковую минуту, способна вызвать в моей чувствительной душе аффект. О чем вы тоже прекрасно осведомлены из моего откровения.

Ведь вы же, верно, понимаете, чем это вам грозит, если ваше послание ко мне всего лишь плод нелепых фантазий, раздутого самомнения, обывательской скуки?.. Уверены ли вы, что соответствуете тому идеалу, который дает мне силы жить на этом свете? О, что бы со мной стало, если б мне внезапно открылось, что я один! Совсем один в этом мире.

Готовы ли вы к такому общению, когда любая ваша духовная промашка может обойтись вам слишком дорого? Готова ли ты, Цирцея? Маньяк

P.S. Надеюсь, ты понимаешь, что имена, которые мы себе присваиваем, – это всего лишь пустые оболочки? Пустые оболочки, которые нас даже не окутывают, а находятся где-то рядом с нами, так, чтобы проткнувшая их шпага нашла лишь пустоту.

P.P.S. Да, ты, конечно, уже слышала о тех двух несчастных, части которых обнаружили на Лубянской площади и в очень Нескучном саду?

Нет, Цирцея Маньяка не боялась, о чем ему.тут же и поведала в трехкилобайтовом послании. Была она уверена и в том, что её душу толкает навстречу чему-то огромному и доселе неизведанному отнюдь не раздутое самомнение. Затем Цирцея обрушила на адресата водопад лести по поводу того, как виртуозно он провел IP-атаку на её компьютер. Заканчивалось письмо мольбой смятенной души о том, чтобы единственный живущий на земле Человек не замолкал так надолго. Цирцея жаждет читать его глубочайшие послания каждый день, чтобы день не был прожит напрасно…

– Опять пережала в конце! – откомментировал готовое к отправке письмо Танцор. – Неужто он такой кретин, чтобы не чувствовать фальшь? Это же, блин, прямо какое-то объяснение в любви к мухе, написанное поэтом-обериутом Олейниковым!

– Ну и что? – невозмутимо отреагировала Стрелка. – Лести много не бывает. Ты же это как актер должен прекрасно знать. А тут, во-первых, человек ненормальный. Во-вторых, ему наверняка никто ничего подобного не говорил. И он в таких вещах ничего не понимает. Проглотит, как миленький проглотит.

Несколько ударов по клавишам, и письмо побежало по проводам.

Виртуальный роман Цирцеи и Маньяка, в котором каждый из них считал себя Пауком, а партнера – Мухой, с этого момента развивался стремительно. Вероятно, у Маньяка период депрессии сменился гипертими-ческой фазой, и он пребывал в прекрасном настроении и жаждал деятельности. Вполне возможно, что в таком состоянии он был способен убивать, как бешеный, ежедневно, а то и чаще. Однако переписка с Цирцеей, получаемые при этом доселе неизведанные ощущения отвлекали его от этого занятия.

Письма летали туда-сюда ежедневно, а порой и дважды в день; Маньяк с упоением рисовал себя в них гением, сверхчеловеком с обостренным восприятием бытия, с неограниченным правом вершить судьбы мелких людишек по собственному произволу, упиваясь их бессмысленными мучениями.

Цирцея все больше поддакивала. И сообщала о себе минимальные сведения. Впрочем, Маньяку, которого интересовала лишь его собственная персона, они были не нужны даже и в таком мизерном объеме. С рефлексией у него дела были из рук вон плохо. Что было видно, например, по такой максиме Ницше, незакавыченной и выданной им за плоды своего острого ума: «Лишь теперь я одинок: я жаждал людей, я домогался людей – а находил всегда лишь себя самого – и больше не жажду себя».