Карл Леонович оттянул скрипящую тугой пружиной дверь, и мы гулко затопали по тёмному коридору, поднялись по узкой некрашеной лестнице. Я подумал: "А ведь раньше никогда не приходилось бывать в таких местах! Может, стоило оставить его книги прямо здесь, да и идти домой?" За одной из обшарпанных дверей кто-то неумело наяривал "елецкого" на гармошке, слышались смех и мат, за другой плакал младенец. Навстречу вышла женщина с каким-то жаревом на сковородке. Не вынимая папиросы, рассмеялась:
- О, мальчишечку нанял, Леоныч, прям как бюргер! - но смотрела только на меня. - Я бы тоже такого сладкого наняла, на часок. Поможешь и мне по хозяйству, мальчик?
Карл Леонович, видя моё смущение, взял меня за локоть и повел мимо гомона. От его прикосновения стало легче, будто кто-то сильный и хороший повёл если не через ад, то, по крайней мере, через бесконечно тёмное грязное место.
Наконец, в самом углу длинного коридора, мы остановились перед зелёной дверью: железная цифра восемь была сбита и лежала на боку, как знак бесконечности.
Немец пошевелил ключом, и когда замок поддался, пригласил меня войти первым ...
5
Я поднял глаза - фруктовые брёвна прогорели, угли ярко пульсировали тёмно-красными огоньками, но так почему-то не хотелось вставать, нанизывать шашлык и жарить... Не скажу, чтобы меня сильно захватила история, но всё же было в записках нечто особенное.
Я всё же я поднялся и занялся шашлыком. Пока жарил, переворачивая шампуры с ароматными, шипящими кусочками, думал... о дяде Гене и себе. Мне казалось очевидным, что рассказчик и странноватый немец непременно подружатся на следующих страницах, иначе не описывал бы он в таких красках эту встречу. И снова между мной и Николаем Звягинцевым, истинным хозяином этой дачи, оставившим внуку воспоминания, пробежала искра. Так получилось, что и я сблизился с человеком намного старше меня, нашёл общий язык, причём получилось это тоже словно само собой, нечаянно.
Я оставил мангал - жар слегка ослабел, и можно было переворачивать реже. Отошёл чуть от домика, в темноту, и зашагал по тропинке к шелестящей прибрежной траве. Подумалось -ведь мы живем в прекрасном месте! Моя дача - у воды. Недавно читал в интернете, что наше "воронежское море" уникально, что в мире вообще нет второго такого большого водохранилища, полностью находящегося в черте города. Вдохнул влажный воздух... Эх, морюшко. Сколько о тебе сказано плохого - что по составу твоей воды можно изучать таблицу Менделеева, что грязное ты, вонючее. Будто само себя сделалось таким, без людского участия. А ведь пора бы остановится, задуматься, и богатым мира сего совместно с властью выделить средства на очищение, а не на конференции проводить бесконечные по теме спасения Воронежского водохранилища...
Я спустился к мостику и стоял, положив руки в карманы. Далёкий левый берег горел множеством окон. Подуло ночной прохладой, и стало как-то особенно легко, чисто, хорошо на душе. Вновь пришла мысль, что я провожу первую ночь на своей даче, и так получилось, что она складывается незабываемо! Я опять вспомнил дядю Гену, вечера в беседке, и даже с некоторой ревностью обернулся в ее сторону - до неё отсюда было рукой подать... Пойти что ли посидеть там?
Но запах подгоравшего мяса заставил меня вернуться к себе. Здорово, к себе! Каждый раз, возвращаясь к этой собственнической мысли, я только радовался. Никакая власть не победит в нас, простых людях, это счастье: ощущать личное пространство, пусть это даже это избушка пять на пять метров.
Перед домом кто-то сидел на корточках, переворачивая мясо. Мангал дымил, так что, подойдя совсем близко, я не смог рассмотреть лица.
- Ты что ж гуляешь, когда у тебя тут пожарище? - сказал незваный гость. Это был человек лет пятидесяти, в очках.
- Здравствуйте, я ваш новый сосед, - сказал я. - Только сегодня вот дачу купил.
- Да знаем, - сказал он, и я удивился. Ни внук Звягинцева Михаил, человек довольно молчаливый, ни я ни с кем не обсуждали покупку, но, видимо, в каждом домике уже в курсе, что здесь новый хозяин. Мне вспомнилась коммуналка, о которой читал только что, и понял, со временем меняется немногое.
Не разговаривая, мы дожарили мясо, сняли его с шампуров, и я быстро сбегал в домик, нашел еще одну кружку, разлил остатки вина из пакета, не спрашивая, будет ли мой гость. Он не отказался.
- Ну, за знакомство, шашлычник! - сказал он, выпив немного и закусив обугленным кусочком.
- Спасибо, что помогли!
- Давай на ты, мы же дачники, - сказал он, немного развалившись на стуле, в котором недавно сидел я. Нечистыми после шашлыка руками он взял тетрадь и стал ее небрежно перелистывать. Мне было неудобно его одёрнуть. Я спросил:
- А вы знали Николая Звягинцева?
- Дядю Колю что ли?
Я помедлил, глядя с облегчением, как собеседник оставил тетрадь в покое, вернув на лавочку рядом с торшером.