И на всех одна звезда

Но — хуже всего было то, что маг забылся, провалился в прошлое настолько, что уже не помнил о магии. Немыслимая боль комкала, превращала изысканный диалог клинков — в беспорядочную драку. Эльф действительно научился многому за прошедшие годы, а в таком состоянии глупейшие ошибки плодятся одна за одной независимо от мастерства и опыта. Однако внезапно взгляд выхватил нечто, о чем забыли оба: лишний свидетель, помеха, ненужная деталь… Эльфенок отполз в сторону, забившись под горстку облезлых елочек, следя за ними пронзительно-ярким взглядом распахнутых глаз.

Отрезвление пришло мгновенно. Дамон попросту отбросил от себя все излишнее, в несколько выпадов приперев эльфа к стволу:

— Я что-то у тебя отнял? — с силой переспросил он, — Ты говоришь это мне, когда в двух шагах лежит твой сын, которого вы обрекли на смерть?!

— Тебе ли не знать, что иногда приходится чем-то жертвовать!

Казалось: еще минута, и рапира скользнет вниз, рассекая открытое горло и выставленное в блоке предплечье, и грудь под замшевой курткой цвета прелых листьев с зеленью хвои…

— Чем-то?! Таких жертв — я не понимаю!

Дамон резко отпрянул. Зло кривились губы с толикой брезгливости.

— Я не стану плакаться, перечисляя все, что когда-либо жизнь отнимала у меня. Свою жизнь — ты отнял у себя сам! И мне больше нечего здесь делать. Прощай… Ориэнн.

Стоило протянуть руки, и Диниэр прижался к нему с молчаливой благодарностью. Дамон только крепче сжал истончившееся плечо:

— Сейчас, потерпи… Скоро будешь дома…

Дома… — Динэ обессилено опустил ресницы, отдаваясь чужой воле полностью, — Дом, это там, где тебя ждут. Был ли у него дом?

Не удержавшись на ногах, эльф сполз по стволу вниз, глядя вслед противнику, уносившему с собой снова впавшего в забытье юношу. Не осталось ни мыслей, ни чувств, ни желаний. Ничего, кроме пустоты. Даже ненависть, так долго заменявшая желание жить, испарилась, истаяла. Улизнула ловким мошенником, выманившим самое ценное в обмен на битые черепки…

Когда-то у него был друг и любимая женщина, и он был уверен, что и любовь и дружба эти — самые настоящие, какие только могут быть, несмотря на то, что своего друга он знал совсем немного, а в любви еще не признался.

Но судьба любит смеяться над наивными дурачками и в первый же момент их знакомства, он понял, что ему предпочли другого. Из них двоих, — женское сердце выбрало не верного приятеля, весельчака перекати-поле, а неразговорчивого сурового затворника, с тяжелым иногда пугающим взглядом, объявившегося невесть откуда.

Он смолчал. Он всегда так боялся ее отказа, последующей неловкости и неизбежного отчуждения, что отгораживался другими интрижками, создавая себе славу неисправимого юбочника, все признания и знаки между собой и ею единственной — целенаправленно сводил к шуткам. Он смирился, честно признав, что уступает другу во многом, если не во всем. Он даже сердился на него за то, что тот не торопится сделать ее счастливой, словно намеренно не замечая болезненно-восторженного взгляда самой лучшей на свете девушки.

Потом друг ушел. Так же неожиданно и неизвестно куда, как и появился. Оставив после себя пепелище, мертвое тело и нелепые слухи о связи с Тьмой.

Они никогда не говорили об этом друг с другом, как будто боялись даже упомянуть его имя. Они продолжали жить своей жизнью. У него были другие женщины, много. У нее наверняка было не меньше мужчин. Они так и не объяснились, хотя было время, когда она была не против такого развития событий, но даже исчезнув из их жизни, бывший друг по-прежнему стоял между ними.

Она часто переезжала, у него вообще так и не появилось собственного дома. Он знал, что она продолжает не просто ждать, но упорно ищет хотя бы маленькую зацепку, способную подсказать, где теперь тот, третий… Иногда он ей помогал в поисках, когда она просила. Наверное, она все же знала, что старый друг испытывает к ней нечто большее, но не просить не могла.

Потом началась война, у Башни, оказывается, объявился новый хозяин, и всем стало не до того. Всем, кроме нее: уже не Полли, не Полетта, а госпожа Полина потеряла покой вовсе.

— Найди его! — просила она, — Я знаю, что он там, что он среди черных…

Она уже тоже поверила и смирилась. По правде, ей всегда было все равно кем был ее избранник.

— Тебя пропустят. Найди его, помоги ему! Я не хочу чтобы он погиб там!

Она просила. И он сдался снова.

Его действительно не тронули: даже темные хотели, чтобы о них пели песни, но все поиски были напрасны. И он уже не знал кого и зачем ищет, что будет, когда найдет. Наверное, ему просто была нужна какая-то цель, чтобы не сойти с ума от того, что он видел, от войны, гнойной язвой выедающей его изнутри. Нужно было во что-то верить, и почему бы не в любовь и дружбу? Что его друг будет снова другом, что ее любовь победит любую тьму, а он напишет о них самую красивую балладу, какая только возможна на свете.

А потом был Сорент.