И не будет больше слёз

А Серафима вдруг рассвирепела. Такой разъяренной ее никогда не видели ни до, ни после этого случая. Лера схватилась за сердце, а Арсений соскочил со стула и попятился к двери.

– К нам?! Папка на операции, а ты к нам, значит? – кричала Серафима. – Чайку тебе налить? С вареньем? – Рыжие кудри встали дыбом, рыжие глаза метали молнии, веснушки горели рыжими огнями. – К нам?!

Натанэль молча улыбался. Успокаивать свою Конопушку он вовсе не собирался, он прекрасно понимал, отчего девочка так разъярилась.

– Одевайся немедленно! – закричала Серафима на испуганно пятившегося к двери Арсения. – Одевай свою паршивую шапку! Шевелись, я сказала! К нам он пришел!

Девочка разошлась не на шутку. Она схватила с вешалки свою курточку, и Лера, наконец, тоже поняла, что за крики устроила ее всегда невозмутимая веселая дочь.

– Бегом! – скомандовала Серафима и они с грохотом и шумом скатились по лестнице, не дожидаясь лифта.

– Куда мы? – испуганно заикаясь, спросил ошарашенный Арсений.

– В церковь. – на улице Серафима немного остыла и успокоилась. – Неужели ты сам до сих пор ничего не соображаешь? Зачем ты к нам поперся? Позвонил бы, уже давно в церкви были бы! Дурак! – чуть не плача, закончила свою речь Серафима.

Натанэль только головой покачал.

В церкви Серафима написала записки, заказала сорокоуст, расставила свечи по всем подсвечникам, молясь каждому святому. У иконы святого великомученика целителя Пантелеймона задержалась надолго. Рассказывала, убеждала, размахивала руками. Потом долго молча стояла, склонив голову.

Арсений поставил большую свечу Божией Матери. Хотел помолиться, но все молитвы вылетели у него из головы и он просто молча стоял и плакал, глядя в печальные глаза Богородицы. Потом запалил еще одну свечу и поставил на подсвечник к иконе Спасителя. Тоже расплакался и только и мог, что повторять:

– Господи, исцели моего папу! Помоги, Господи! Помоги, – шептал он, глотая слезы.

Намолившись, дети вышли из церкви, Серафима взяла Арсения за руку, довела до квартиры и приказала:

– Сиди дома. Если что – звони. А у меня еще дело.

Развернулась и ушла.

***

Дома Серафима умылась, от ужина отказалась наотрез и попросила ее не отвлекать. Плотно прикрыла дверь в свою комнату, где у нее давно уже был оборудован собственный уголок с иконами, немножко постояла, о чем-то задумавшись. Затем затеплила лампадку, несколько свечей, приготовила молитвослов и несколько тоненьких книжечек с акафистами разным святым, отдельно акафист Богородице и «Слава Богу за все». Почему она выбрала именно этот акафист, она не смогла бы объяснить, но чувствовала, что так будет правильно. У Натанэля она в этот раз ничего не спрашивала, и Ангел тоже стоял молча, наблюдая за своей подопечной.

Наконец все было готово. Серафима перекрестилась, прочла на память первые молитвы из молитвослова и принялась за акафисты. Она молилась за тяжко болящего раба Божиего Евгения, папу Арсения, и настолько отдалась молитве, что не слышала ни как несколько раз заглядывали в комнату родители, ни как на улице началась и закончилась гроза, ни звонки телефона.

Язык у нее заплетался, глаза сами собой закрывались. Тогда девочка села на коврик, не переставая молиться. Потом снова встала. Снова села. Дочитала последний акафист, молитву, перекрестилась, и уснула прямо на коврике перед иконами. Утром выяснилось, что молилась она четыре с половиной часа. Это был первый молитвенный подвиг маленькой Серафимы.

Игнат и Лера, обнаружив утром спящую на коврике дочь, пришли в ужас. Игнат осторожно поднял ее, перенес на кровать, а Лера почему-то заплакала.

А через час позвонил Арсений и сказал:

– Здрасьте, дядя Игнат! А Серафима спит? А нам врачи сказали, что все хорошо! И папа ходить сможет, и болеть у него ничего не будет! Вот! До свидания!

Игнат не стал рассказывать мальчишке, что его подружка полночи молилась ради того, чтобы врачи сказали именно это.

Глава 10. Ведьма

В четырнадцать лет напасть в виде безответной любви приключилась с Машей.

Влюбилась она в самого невзрачного мальчишку в классе. Маша оставалась полненькой, но это ничуть ее не портило. Огромные черные глазищи в обрамлении густых черных ресниц, пухленькие, словно нарисованные, с необыкновенным изгибом губки, черные шелковые волосы… Маша была полной противоположностью стройненькой белокожей Серафимы…

Девчонки были очень хороши собой, вот только красота была настолько разная, что люди, впервые увидев подружек, долго любовались на них, не в силах отвести взгляд.

И вот, несмотря на всю свою красоту, Маша выбрала в качестве первой любви бездельника и врунишку Сашку Петрова, маленького, худенького, в кривыми зубами и отвратительным характером.

Промучившись несколько недель, исписав тонны бумаги стихами и любовными записками, Маша результата не добилась. Только насмешливые взгляды со стороны Петрова и его дружков. Спасибо, хоть по всей школе не разболтали…

Тогда Маша сменила тактику. Она стала смотреть на Петрова своими огромными глазищами, показательно вздыхать и плакать.