И не надо слез!

Все говорило в пользу этой версии: Хелен ненавидела Нью-Эдем, ни с кем из его жителей не дружила, бесконечно скучала здесь и в результате пристрастилась к бутылке. Кто знает, что творилось в душе тоскующей женщины? И неопровержимый факт был налицо: после ее смерти поток грязных анонимок иссяк.

Когда эти слухи дошли до уха Августы Квэндиш, она отреагировала злобно.

– Глупая болтовня, – кричала она в телефонную трубку. – Если ты еще раз скажешь такую мерзость про Хелен, я тебя знать не желаю. Клянусь тебе, Генриетта.

Миссис Феррер, разумеется, тоже узнала, что ее покойная дочь попала под подозрение. Сьюзен первый раз в жизни увидела эту благовоспитанную даму в такой ярости:

– Какая чудовищная ложь! – воскликнула Ада, трясясь от гнева. – Хелен никогда бы в голову не пришло сочинять грязные послания. Она никогда никому не вредила, кроме самой себя.

Августа плотно сжала губы:

– Мы должны снять с Хелен это бредовое обвинение и положить конец порочащим ее память грязным сплетням.

– Эти слухи – все равно что осквернение могилы, – сказала Сьюзен.

Слухи дошли и до Анжелы. Она восприняла их крайне напряженно.

– Вы верите, что мама писала эти письма? – спросила она наивно.

– Боже сохрани! Где ты это услышала? – возмутилась Сьюзен.

– В школе все это обсуждают, – сообщила девочка. – Это настоящая сенсация. А это может быть правдой?

– Конечно нет! Это подлая ложь!

Анжела задумчиво потерла нос и сказала нечто странное:

– Нет, это не мама. Она на это была не способна!

Вот так раз! Что это – недооценка способностей или гордость за мать? Сьюзен не могла решить эту дилемму.

Друзья Квэндишей и Ады Феррер встали стеной на защиту чести умершей женщины. Но грязный поток сплетен не иссякал.

Если допустить, что Хелен и была автором анонимок, то ее смерть могла быть не несчастным случаем. Возможно, что вольно или невольно она разворошила осиное гнездо и вытянула на свет божий замятый скандал или даже преступление? И надо было заставить ее замолчать? Но это означает, что в Нью-Эдеме живет убийца! И что он не остановился даже перед кровавым преступлением, чтобы тайное не стало явным!

Жизнь в Нью-Эдеме снова забила ключом. Сплетни и версии распространялись с быстротой молнии. Начавшись с еле слышного шепота, слухи выросли до вульгарного базарного ора.

Билл Лоренс сидел в своем кабинете, опустив голову на руки, и молился об Аде Феррер. Восприняв обвинения в адрес дочери как жестокий удар по фамильной чести, она еще раз доказала, что у нее железные нервы. Но как долго она сможет выдержать это чудовищное унижение?

В это же время сержант Баттеркап размышлял о том, что если в ближайшее время ситуация не прояснится, ему придется вернуться к расследованию обстоятельств смерти Хелен Карлсон. Не исключено, что произошло жестокое преднамеренное убийство, и он, как представитель государственной власти, должен будет обеспечить верховенство закона.

– Ты можешь представить себе, что Хелен сделала такую мерзость? – спросила Сьюзен Нормана, прибывшего на очередной уик-энд.

Мужчина пожал плечами:

– Нет. Но кто знает, что таится в душе человека? Мы же видим только фасад.

– То есть ты не исключаешь такую возможность?

– Черт его знает. Мне кажется, я очень плохо понимал ее.

Сьюзен была ошарашена его ответом:

– Разве ты не был счастлив с Хелен?

Норман ответил с горечью в голосе:

– На первых порах – да! В ней было все, что я искал: незаурядный ум, потрясающая красота, бурный темперамент. Мы были очень счастливы и днем, и ночью. А потом все как-то разладилось. Хелен часто жаловалась, что я плохо забочусь о ней и не вникаю в ее проблемы. И эти упреки были совершенно справедливы. Но я злился, и мы стали ссориться. А в ссорах всегда говоришь и делаешь что-то лишнее. Я очень хотел бы взять назад многие свои слова и поступки и начать все с чистого листа. Но смерть безвозвратна. Еще никто не пробуждался от этого сна.

В словах Нормана слышалось отчаяние, сожаление и глубокая усталость. Сьюзен сочувственно погладила его по рукаву пиджака, ее рука задрожала, и во рту мгновенно пересохло.

Прошло пять недель со дня похорон Хелен. Анонимные письма не приходили. Брожение на кухне сплетен становилось все интенсивнее. Аде Феррер негласно был объявлен бойкот: ей вменяли в вину поступок дочери. Ада почти перестала выходить из дома.

Только Августа Квэндиш осталась верна своей давней подруге. Она постоянно поддерживала с ней связь по телефону и прекратила всякое общение с ее соседями.

Анжела тоже поверила в вину своей матери. После школы она сразу возвращалась домой, бродила по комнатам, как тень, и наотрез отказывалась покидать виллу. Обычно она устраивалась в каком-нибудь уютном уголке и погружалась в чтение. Она ушла в себя и почти ни с кем не разговаривала. Даже Норман не смог вывести ее из депрессивного состояния.

– Мы имеем то, что имеем, – констатировала Сьюзен. – Ребенок сбит с толку. Я готова своими руками удавить этих злобных ядовитых змей!

Доктор Лоренс определил состояние Анжелы, как начало невроза.