И не прервется род

Баллада о корабле

Среди песков, укрыт могильной тишиной,
Лежит корабль – могучий воин прошлых лет.
Пробито днище, и сквозь щели в трюм пустой
С немой печалью по утрам глядит рассвет.
Обломки мачт давно не помнят парусов
С гербом правителя далекой стороны.
Но лишь прилив на берег набежит волной,
Как в старом воине вновь оживают сны.

Там звон мечей,

Там соль морей,
Там голоса его людей
И свет звезды, что их спасала от беды.
За годом год,
За веком век
Им снова правит человек,
Который с ним делил одни мечты и сны.

Соленый ветер шепчет: «Сбрось сырой песок.

Пусть устремятся мачты ввысь, я помогу.
Твой человек века назад мне дал зарок,
Что ты не будешь гнить на мертвом берегу».
И в старом воине вдруг оживает боль
От сотен давних ран-зазубрин на бортах.
И он изломанным, изъеденным собой
Ложится на волну, отринув страх.

Там звон мечей,

Там соль морей,
Там голоса его людей
И след звезды, что их спасала от беды.
Там ярок свет,
Там песнь побед,
Там за него держал ответ
Тот человек, что с ним делил мечты и сны.

Среди песков, укрыт могильной тишиной,

Лежит корабль – могучий воин давних дней.
Но с каждой новой набегающей волной
На шаг он ближе к голосам своих людей.

Мир был создан любовью и также любовью разрушен,
Был опять воскрешен, чтоб застыть через время руинами.
Ты, конечно же, вправе не верить, но просто послушай:
Те, кто создал его, тоже были когда-то невинными.

Их мечты воплощались, сплетаясь в тончайшие нити,

Полотно было ярким, дышало любовью и силою…
Только близился час: оба солнца застыли в зените,
И мечты, в одночасье оплавившись, стали бескрылыми.

Изменили свой цвет, но при этом остались мечтами,

Просто стало трудней в них увидеть былое величие.
Мир был создан любовью. Она не ослабла с годами,
Стала лишь незаметней, другое приняв обличие.

Глава 3

Позже, уже в покоях, я вспомнила разговор про Будимира. Попробовала вызвать в памяти какие-то факты о княжеском военачальнике, но это оказалось бесполезным занятием: было непонятно, что из этого я узнала здесь, а что принесла в своем подсознании. Со мной о Будимире не говорили. До сегодняшнего дня случившееся с ним упоминали при мне лишь однажды: во время пира с князем в Свири. И вот теперь выходит, что этот человек, родившийся неизвестно где, знал песню кварских мореходов и говорил, что эта мелодия о его доме. Что, если Альгидрас прав? Вдруг Будимир на одной стороне с кварами? Умер ли он?

Я опустилась на сундук и сжала голову руками. Когда же начнут появляться ответы?! Хватит уже загадок! Где-то на краю сознания мелькнуло: есть такая правда, которой лучше не знать. Вот только мое время в этом мире было ограничено. Сколько мне осталось? Неделя, месяц? Мысли сами собой вернулись к Миролюбу. Может, мне и не придется обижать его отказом? Может, я просто исчезну отсюда до рокового объяснения?

К вечеру дождь прекратился, и я выбралась на крыльцо, выходившее в палисадник. В покоях было душно из-за протопленной печи и прикрытых ставней, поэтому теперь я с жадностью вдыхала прохладный влажный воздух, кутаясь в плащ и думая о том, что за весь день так больше и не увиделась с Добронегой. Я пыталась успокоить себя тем, что, вероятно, она провела это время с пострадавшим мальчиком, но в глубине души понимала, что это не так: мать Радима меня избегала.

Неожиданно за моим плечом раздался голос князя:

– Не застынешь?