И не таких гасили

— Всех. Со всеми. За финансы. За природные ресурсы. За территории и их население. За сферы влияния. — Устав перечислять, Темногорская подвела итог: — Все как всегда: деньги и власть, власть и деньги. У кого их нет, тот неудачник. Лузер.

— Как я, — произнес Антонов.

— Вы еще достаточно молоды, чтобы это изменить. — Темногорская говорила быстро и убедительно. — И вам не привыкать к опасностям, верно? Вы прирожденный воин. Я почувствовала это, как только увидела вас, Константин.

Антонов пожал плечами, что можно было воспринять и как согласие, и как отрицание.

— Я думаю, вы настоящий профессионал, — продолжала Темногорская. — В вашей профессии выживают только сильнейшие. Естественный отбор.

— Вы готовы нанять меня, руководствуясь только своей интуицией?

— Нет, конечно, нет. Сначала я понаблюдаю за вами. Соберу о вас сведения. Устрою проверку, может быть, уже завтра.

Тираду Темногорской оборвал кашель Павлины. Увидев обращенные на нее взгляды, она покраснела.

— Простите. Нечаянно получилось. Я поперхнулась.

— За «нечаянно» бьют отчаянно, — провозгласила Темногорская, тяжело поднимаясь из-за стола. — Пойдемте-ка в мой кабинет, Константин. Там нам никто не помешает.

Антонов готов был поклясться, что взгляд, брошенный Павлиной на опекуншу, был затравленным, как у щенка в присутствии большой, злой собаки. А на Антонова она посмотрела иначе. Жалобно? Тревожно? Умоляюще? Нельзя было сказать наверняка: слишком быстрым, слишком скрытным был этот взгляд из-под полуопущенных ресниц.

Обдумывая странное поведение девушки, Антонов поднялся за хозяйкой дома на второй этаж. В конце галереи находился ее кабинет — большая, давно не проветривавшаяся комната, загроможденная антикварной мебелью, чучелами и книжными полками. На стенах, где позволяло пространство, висели аляповато написанные портреты людей в напудренных париках, кружевах и прочих атрибутах аристократической старины.

— Мои предки, — пояснила Темногорская, плюхаясь в одно из двух кожаных кресел, стоящих возле круглого стола с подгнившими фруктами в вазе.

Антонов в этом сильно сомневался, полагая, что портреты собраны для пускания пыли в глаза, но держал свое мнение при себе. Сейчас все его мысли были сосредоточены на крохотном микрофоне, который он достал по пути наверх и теперь сжимал между указательным и средним пальцами.

— Тут уютно, — соврал он, скользнув взглядом по пыльной мебели.

— Моя святая святых, — сказала Темногорская. — Далеко не каждому выпадает честь переступить порог этого кабинета. Здесь я работаю и строю планы.

— Какие? — спросил Антонов.

— Далеко идущие, очень далеко. Дальше, чем может допустить самое смелое воображение.

— Может, поделитесь?

Понимая, что правды ему не скажут, он изобразил сильнейшее любопытство и пересел на краешек кресла, чтобы очутиться как можно ближе к Темногорской. Его правая рука незаметно переместилась под крышку стола и прилепила там чувствительный микрофон, который реагировал даже на мышиный писк.

— Поделюсь, — пообещала Темногорская, — отгоняя мошек, вьющихся над виноградом, и отщипывая ягоду. — Но не сейчас. Сперва вы должны убедить меня, что вы именно тот человек, который мне нужен. — Завладев виноградной кистью, она откинулась на спинку кресла. — Скажите, вам приходилось убивать?

Антонов молча посмотрел ей в глаза. Она кивнула.

— Понимаю. Глупый вопрос. Тогда я задам другой. Как вы относитесь к существующей власти?

По правде говоря, подполковник редко вспоминал о ее существовании. Он не боготворил власть, но и не считал ее причиной всех бед, потому что хорошо помнил, что творилось в стране в девяностых, когда отказали все государственные рычаги. Народ, оставшийся без присмотра, превратился в неуправляемое стадо, живущее по законам джунглей. Но Темногорская пригласила Антонова в кабинет вовсе не для того, чтобы он делился с ней своими мыслями. Ей хотелось убедиться в его лояльности.

— Кесарю — кесарево, а я сам по себе, — изрек он.

Это прозвучало непонятно, зато очень глубокомысленно и явно пришлось по душе Темногорской, забрасывающей в рот виноградину за виноградиной. Ее линзы азартно сверкнули.

— Хорошо сказано, Константин, — одобрила она. — А президент России? Его вы поддерживаете?

— С какой стати? — буркнул Антонов. — Он мне не отец родной и даже не дальний родственник.

— То есть вы против автократии?

— Это что-то типа самодержавия?

— Можно и так выразиться.

— Я не монархист, — сказал Антонов, — можете быть уверены.

— Значит, — Темногорская хитро прищурилась, — будь у нас сейчас семнадцатый год, вы бы пошли с большевиками свергать царя-батюшку?

— Я бы первым делом в ближайший ювелирный магазин отправился. С пистолетом в руке. А там бы видно было.

— Кстати, насчет пистолета. Ваш пока что хранится в надежном месте. Так мне будет спокойнее.

Антонов посмотрел на Темногорскую:

— Вы велели обыскать мою машину?

— Только забрать оружие. Здесь оно вам не понадобится.

— Мне не нравится, когда роются в моих вещах.