И не только о нем...

27 ЯНВАРЯ 1924 ГОДА семнадцатилетним молодым человеком я был среди многих и многих десятков тысяч людей, которых Петроград, ставший только что Ленинградом, выплеснул с Невского, с Выборгской стороны, с Петроградской, с Васильевского острова, с Нарвской и Невской застав сюда, на Марсово поле, переименованное в площадь Жертв революции…

Здесь, как и в Москве, был жестокий мороз. Стыли в скорбном едином молчании вчерашние петроградцы, сегодняшние ленинградцы, те, для которых смерть вождя есть и будет пожизненной болью, личной, громадной и непоправимой бедой…

В сердцах этих людей отзывался салют, когда здесь, в Ленинграде, как и в Москве на Красной площади, как и во всей стране, закричали, заплакали, застонали гудки фабрик и заводов, сирены кораблей. Россия прощалась с Владимиром Ильичей Лениным, его в эти минуты хоронили на Красной площади…

До самой смерти буду помнить и это заснеженное Марсово поле и слышать траурные гудки и сирены рабочих окраин Ленинграда.

Это было 27 января 1924 года.

А 27 января 1944 года, ровно двадцать лет спустя, день в день, на заснеженном, как и тогда, Марсовом поле снова стояли недвижно ленинградцы, тысячи тех, кто выстоял, отстоял, уберег, спасая свой город, названный неспроста именем Ленина…

Ровно двадцать лет спустя. День в день.

Волею причудливых военных обстоятельств и я стоял в этой огромной молчаливой толпе.

С командировочным предписанием в кармане кителя — выехать немедленно в войска Ленинградского фронта и сухопутные части Военно-Морского Флота, взломавшие кольцо блокады и неодолимо ушедшие вперед, на Запад.

Тогда, вечером 27 января, весь Ленинград содрогнулся от артиллерийского грохота. И здесь, на Марсовом поле, ленинградцы слушали салют из трехсот двадцати четырех орудий, салют завоеванный, выстраданный. Над Исаакием, над Марсовым полем, над ансамблями Кваренги и Растрелли встало сияние салютных ракет.

Слушали. Молчали. Плакали.

В годы блокады я видел плачущих редко.

Было не до слез.

В этот памятный вечер, 27 января 1944 года, плакали все: и женщины, и мужчины.

Вкус победы солоновато-горький, как слезы и как кровь.

Свое стихотворение об этом вечере и об этом салюте Анна Андреевна Ахматова так и назвала:

«27 ЯНВАРЯ 1944 ГОДА»

Вот оно:

И в ночи январской беззвездной,
Сам дивясь небывалой судьбе,
Возвращенный из смертной бездны,
Ленинград салютует себе.

А под тремя звездочками — еще три строчки:

Последнюю и высшую награду —
Мое молчанье — отдаю
Великомученику Ленинграду.

Борис Пастернак тоже отозвался сердцем на девятьсот дней Ленинграда — стихотворением «Победитель». Там есть такие уплотненные, горячие строки:

И вот пришло заветное мгновенье:
Он разорвал осадное кольцо.
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
В восторге смотрит на его лицо.

Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Как входит в цепь легенд его звено!
Все, что возможно на земле и небе,
Им вынесено и совершено.

…Вернувшись из командировки в морскую бригаду, которая вела под Нарвой наступательные бои, я с удовольствием узнал, что работавшему вместе со мной Николаю Гавриловичу Жданову удалось осуществить наш замысел — убедить Пастернака в необходимости написать стихи о Военно-Морском Флоте и его воинских свершениях, чтобы опубликовать их в газете «Красный Флот».

Убеждение было оснащено серьезной аргументацией — ведь он, Борис Пастернак, написал знаменитую поэму «Лейтенант Шмидт», естественно новое обращение к морю, к флоту, к морской теме, особенно когда корабли и моряки на суше решают сейчас большие стратегические задачи. Я в последний раз видел Пастернака на съезде писателей в 1934 году и сейчас вновь столкнулся с ним в редакции.

Он написал стихи «Неоглядность», «В низовьях» и «Победитель»,опубликованные в нашей газете, — о флоте и о моряках.

Миг долгожданный уже на виду.
За поворотом.
Дали предчувствую.
В этом году — слово за флотом.

А в другом стихотворении — о вновь введенных на флоте наградах, орденах и медалях Нахимова и Ушакова:

Непобедимым — многолетье,
Прославившимся — исполать!
Раздолье жить на белом свете
И без конца морская гладь.
И вот на эту ширь раздолья
Глядят из глубины веков
Нахимов в звездном ореоле
И в медальоне — Ушаков.

Эти стихи тоже были опубликованы в «Красном Флоте».

…Миг долгожданный уже на виду.
За поворотом.