Читаем И небеса пронзит комета полностью

Феликсу, пока я его дожидался, позвонила желающая пообщаться Рита. Вот уж воистину, где густо, где пусто. Я почти уже решил самоустраниться, но Феликс заявил, что все, мол, в порядке: во‑первых, пора нам уже и познакомиться, во‑вторых, я ничуть не помешаю, поскольку мешать, собственно, нечему.

– Я, честно говоря, до сих пор не пойму, что нас связывает, – довольно угрюмо говорил он, пока мы шли к набережной. – Никаких таких вспышек, как в книжках пишут и в кино показывают. Но когда долго не видимся, я скучаю. И, кажется, она тоже.

– Возможно, это и есть любовь? – спросил я.

Феликс пожал плечами:

– Мне всегда казалось, что любовь – это что-то другое. Любовь – это когда сердце горит, а в разлуке тоскуешь так, что через полмира бежать готов. – Он вдруг остановился. – Постой, а ты что, никогда не влюблялся?

Я отрицательно покачал головой.

– Но у тебя же были девушки! – Феликс был явно изумлен. – Ты же встречался с кем-то, я помню.

– Ну, так я и сейчас встречаюсь. Понимаешь? Встречаюсь. И все. Сердце у меня не пылает, с ума в разлуке не схожу и от поцелуя, как пьяный, не шатаюсь.

– Странно…

Я пожал плечами:

– Должно быть, я не встретил еще ту, единственную.

Феликс приостановился, посмотрел на меня задумчивым взглядом, а потом кивнул:

– Вот, боюсь, и Рита у меня не та, единственная. Ну да ладно. – Он тряхнул головой (его характерный жест, в котором есть что-то лошадиное). – Да и не об этом сейчас надо думать. Тут в мире черт-те что творится, а мы про любовь. Любовь – не любовь, про другое думать надо.

– Вы что-то уже нарыли? – спросил было я, но в этот момент Феликс увидел Риту, и вопрос остался без ответа. Впрочем, мне кажется, что ответ все равно был бы отрицательным.

Рита мне понравилась: стройная, темноволосая, резковатая, но неуловимо грациозная в каждом движении. Многие сказали бы, что излишне худая, но это дело вкуса. И сногсшибательной красавицей ее назвать было нельзя – я таких не люблю, ходят, как памятник самим себе. Рита же была просто очень симпатичная девушка. Не модельная, а живая. Говорила она четко и не по-женски лаконично и жестко, и когда говорила, смотрела собеседнику прямо в глаза. Это мне тоже было по душе.

Взяв пиво и большую тарелку с морским коктейлем, мы приступили к трапезе. Незаметно разговор свернул на нынешние изыскания Феликса, и я опять повторил свой вопрос.

– Да ничего мы не нарыли, – убито признался он. – Ровным счетом ничего. Сначала проверили возможную биологическую составляющую: вирусы, грибки, бактерии. Искали даже гипотетические формы жизни вроде кремниевых, но ничего не нашли. Потом углубились на химический уровень – и опять ничего. В организмах женщин после пролета кометы ни одна молекула не поменялась. Ну, если не считать того, что ткани организма вообще-то ежесуточно обновляются. Но кроме этого – ничего. А главное, что ставит в тупик: почему это касается только Homo sapiens? Все другие гоминиды – генетически совпадающие с человеком на девяносто – девяносто семь процентов – чувствуют себя вполне прекрасно и успешно размножаются. Искали реликтовые излучения, да вообще любые, мало ли. Прошерстили весь список от потоков частиц до ультракоротких волн. Ничего, абсолютно ничего! – Он вздохнул. – Спокойствие царит в мире мезонов и глюонов, световые и прочие излучения не менялись с последнего дня творенья, и никаких посторонних сигналов, кроме тех, что генерируем мы сами, обнаружено не было.

– Похоже, вы действительно перерыли все гипотезы. Но тогда позволь спросить: над чем же ты сейчас работаешь?

– Пытаюсь определить, что именно вызывает у человека такую реакцию. Ну хотя бы гипотетически. В общем, я действую вслепую, методом тыка. Не самый, конечно, лучший способ. Уж больно много тыков надо делать. Вот я и тычу, потому так и занят. К тому же… Я ведь не могу на живых людях экспериментировать, приходится in vitro, на тканях. А это все осложняет. Никогда не знаешь, вдруг оно действует только на организм в целом. – Феликс немного помолчал и не слишком радостно добавил: – Я очень надеюсь на Алекса. У него бывают совершенно непостижимые прорывы. Он умеет копить материал и структурировать его. И еще умеет сопоставлять, казалось бы, несопоставимые вещи.

Рита слушала наш разговор молча, лишь изредка вставляя пару слов. В общем, вела себя совсем не так, как большинство моих знакомых девушек, что мне тоже импонировало. В конце концов Феликс спросил, как у нее дела.

– Дела, как обычно, плохо. – Она отнюдь не жаловалась, лишь спокойно, без какого бы то ни было надрыва констатировала факт. – В городе не то чтобы полный разгул преступности, но уже близко к этому. Текучки повседневной очень много, головы не поднять. Плюс шеф опять в своем репертуаре.

– И что на этот раз? – вздохнул Феликс. Видимо, он был хорошо осведомлен о взаимоотношениях Риты с ее шефом.

– Все то же! – Рита раздраженно хлопнула по столу. – Он опять уверен, что я фантазирую!

Я искоса посмотрел на Феликса. Судя по выражению его лица, фантазеркой Риту считал не только ее шеф.

Перейти на страницу:

Все книги серии Страх [Рой]

Числа зверя и человека
Числа зверя и человека

В каждом человеке есть и Бог, и дьявол, но все зло, равно как и все добро в мире, происходит от рук людей, от их помыслов и деяний. Словом, от того, какую роль для себя они выбрали – дьявола или Бога. Какую роль выбрал для себя Лев Ройзельман, блистательный ученый, всегдашний конкурент Алекса Кмоторовича? Лев предложил решить проблему деторождения, создав специальный аппарат по вынашиванию детей. Множество семей оказались благодаря ему счастливы. И не важно, что каждое вынашивание оборачивалось для женщин потерей конечности! Жертвенность – безусловная черта всякой матери! Феликсу Заряничу и его друзьям удалось выяснить, с чем связана генетическая мутация, охватившая весь мир, и понять, какова главная идея Льва Ройзельмана.

Олег Юрьевич Рой

Социально-психологическая фантастика

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература