И несть им числа...

Все задачи были очень специфическими. Первый вопрос звучал так: «Какую форму английской поэтической речи лучше всего изучать, чтобы понять концепцию банальности?» Второй был призван дать объяснение феномену, почему выражения «имеющий значение» и «не имеющий значение» имеют или не имеют значение как категории, применяемые по отношению к целым числам. Еще одна задачка, поставленная передо мной Ифвином, выглядела следующим образом: «Какое количество физических экспериментов в течение двадцати лет необходимо, чтобы заставить физиков во всем мире поверить в существование пятого фундаментального взаимодействия, и какова вероятность, что они действительно поверят?»

Изначально я развил абдуктивный статистический метод из-за того, что число возможных гипотез о предметах больших и малых, общих и частных в астрономии было так велико по отношению к количеству реально работающих астрономов, что мне казалось маловероятным появление хоть сколько-нибудь значительного открытия, сделанного одним из них. К 2050 году в мире осталась лишь одна десятая часть обученных профессионалов по сравнению с тем, что было в 1920 году; тем не менее тысячи и тысячи любителей устремлялись к базам данных, на которых были записаны бесчисленные наблюдения. Я пытался выбрать наиболее продуктивный путь для исследований — поскольку линия исследования есть множество предположений о том, какие гипотетические утверждения следует проверить при помощи аргументирования по отношению ко множеству утверждений о том, что имеет место. Это то же самое, что сказать о необходимости метода абдукции, ибо проблема абдукции стояла передо мной намного острее, чем абдуктивные способности недалекого человеческого мозга.

Во-первых, я не представлял, какое отношение все вышесказанное имеет отношение к работе Контека. Во-вторых, мне пришло в голову, что я не знаю, чем занимается Контек; у меня было лишь четкое ощущение, что уж абдукцией тут и не пахнет.

Ифвин быстро просмотрел мои решения, задал пару технических вопросов, а затем сказал:

— Ну что ж, у тебя получилось. Это как раз то, что мы от тебя хотели. По-моему, твои абдуктивные методы работают, и ты мне нужен.

— Извини меня, Ифвин, но именно этого я не пониманию. Уточни, зачем я тебе нужен?

— Ну, для решения большого количества абдуктивных проблем для Контека в целом и для меня в частности.

— Мне кажется, я спросил, какого рода абдуктивные проблемы тебе необходимо решить.

— А мне кажется, я уже все достаточно ясно объяснил.

Теперь он стоял у окна, глядя на прозрачную морскую гладь на юге, у горизонта.

— Я был поражен твоей работой, и, что более важно, мои инженеры и исследовательские группы тоже. Если мы наймем тебя, то, проработав с тобой некоторое время, лучше поймем, для чего мы тебя взяли. Подумай об этом: компания, которой необходимо разрешить некоторые проблемы абдукции, не является компанией, самостоятельно находящей эти решения.

Я не могу тебе четко объяснить, о чем нам надо подумать. Если бы я мог сказать, то сам уже знал бы это.

Через некоторое время — несколько минут, час, день или год — я скажу тебе что-то, что поможет прояснить область, в которой тебе предстоит работать. Раньше не скажу, и тебе придется самому догадываться о причине — потому что не могу, не хочу или просто не скажу. — Тут он плюхнулся на кушетку и ожесточенно почесал ногу. — Боюсь, мне никогда не будет удобно в собственном теле. По-моему, здорово, что ты в ладу со своими мыслями.

Я не знал, что сказать в ответ, но раньше, чем тишина стала неловкой, дверь маленького лифта раскрылась, и в комнату вошел тот же охранник.

— Мы идентифицировали письмо, сэр. Почерк принадлежит Билли Биард.

— Черт! — Ифвин поморщился. — Мы могли бы раньше догадаться. Она что, теперь промышляет в Новой Зеландии?

— Выходит, так что. Тем или иным способом, даже если физически она на другом конце земного шара.

— Могу я спросить… — начал я.

Ифвин кивнул:

— Можешь, и мы частично удовлетворим твое любопытство. Возможно, ты знаешь, что я являюсь субъектом Британского Рейха. Номинально моя родина — Эдинбург. И в то же время я — американский эмигрант. Знаю, что практически все американские эмигранты находят подобное сочетание довольно странным, ибо многие из них и думать не хотят о том, чтобы жить в одном из Рейхов, но у меня свои соображения на этот счет. Моя самая крупная операция осуществляется здесь, в Большом Сапфире, в Голландской Вест-Индии, и, следовательно, Голландский Рейх — моя самая большая проблема. Я, в свою очередь, прилагаю все усилия, дабы стать самой большой проблемой для них. Они шпионят за мной, я — за ними. Они постоянно посылают гестапо в мои офисы и магазины, а я в ответ возбуждаю против них уголовные дела. Похоже на отвратительное состязание в силе, ибо они не могут совершать мои операции без меня, однако спокойно могут прикрыть их — что разорит и меня, и округ Сурабайо, для которого я являюсь главным источником налогов.