И несть им числа...

— В этом мире — я прав. Может, в миллиардах других я был бы не прав. Так как она умерла в этом и живет в других.

— По-моему, точнее будет сказать, что эта Ульрика умерла, а множество других Ульрик живы. Для этой все же есть разница.

Он перерезал вощеную нитку и осмотрел то подобие савана, которое только что сшил.

— Лайл, друг мой, мертвому все равно.

Иисус, Хелен, Эсме и я подняли тело — на удивление тяжелое, наверное, оттого, что основной вес сконцентрировался посередине одеяла, — и отнесли к могиле. Те, кто не стоял на страже, пошли с нами, а Роджер с ружьем в руках охранял похоронную процессию.

Мы не знали, как аккуратно опустить тело в могилу, поэтому я и Эсме спустились туда, а Иисус с Хелен передали нам Ульрику на руки. К счастью, могила оказалась достаточно широкой, поэтому мы понемногу опускали тело все ниже и ниже, пока оно не коснулось наших ног. Хелен с Иисусом протянули нам руки с двух сторон, чтобы мы выбрались наружу.

Никто не знал, что делать или говорить — ведь похороны не входили в наши планы, — но прежде чем мы успели почувствовать неловкость от создавшейся паузы, робот вновь взял слово. Явно следуя программе, он сказал, что раз все живые выбрались из могилы, пора приниматься за работу.

— Дорогие друзья, — начал он, — именем Президента Соединенных Штатов, Конгресса и всего народа, выполняя печальный долг, прошу четко объявить имя погибшей.

Мы в недоумении уставились друг на друга, и только через минуту я сообразил, что это было распоряжение, и ответил:

— Ульрика Нордстром.

— Мой печальный долг объявить, что Альрида Морстон умерла, выполняя свой долг, защищая Родину, которую любила, как и вы. Она была хорошим товарищем и настоящим другом. Она глубоко и истинно верила в бога или богов по своему выбору и до последнего была верна своим философским убеждениям. У нее были крепкие, глубокие и любящие отношения с семьей, с которой она очень хотела бы помириться, в случае если что-то будет вынесено на публику. Ничто человеческое не было ей чуждо, но она могла служить образцом идеального солдата. Нам будет не хватать Альриды Морстон, и она навсегда останется в наших сердцах. Теперь мы поручаем ее душу богу или богам на ее выбор вместе с признательностью и благодарными молитвами Президента, Конгресса и всего американского народа.

Из крохотного микрофона, встроенного в голову робота, послышалась мини-версия «Господь — наш могущественный покровитель»; он подъехал к куче грязи и начал энергично закапывать могилу. Некоторое время мы молча стояли, не сводя с него глаз, наверное, стараясь придумать какие-нибудь слова, до тех пор пока Роджер Сайке не выступил вперед:

— Что ж, не очень-то хорошие похороны, но хорошими они не бывают никогда. Если кто-то из вас хочет сказать нечто подходящее случаю, пожалуйста, мы все оценим это. Но если ни у кого не найдется слов — что можно понять, ведь мы не знали погибшую, — тогда, думаю, следует возвратиться к «эсти» и позаботиться о живых.

— У нас было всего лишь четыре часа, — пробормотал Ифвин.

— И больше вам нечего сказать? — воскликнула Терри.

— Я.., я просто не знаю, что я должен говорить, вы же в курсе, у меня не так много чувств, и кроме того…

— Попробуйте произнести искреннее «Ой!», — предложила Хелен.

Ифвин был сбит с толку:

— Действительно…

В этот момент Хелен со всей своей недюжинной силой треснула его прямо по лицу; ошеломляющий боковой удар, который не убил бы завсегдатая спортплощадки, но был вполне ощутимым. Естественно, у Ифвина не было детских воспоминаний, которые помогли бы ему, поэтому он не знал, что нужно наблюдать за противником или увернуться.

Роджер, Эсме и Иисус схватили ее и оттащили от Ифвина, скорее во избежание очередного нападения с ее стороны, а не с его.

Ифвин лежал и стонал от боли. Мы с Паулой подошли к нему. Не очень-то за него переживая, я все же проверил зрачки. В порядке. Я сосчитал пульс, задал ему пару вопросов для проверки кратковременной памяти. К этому моменту он уже сидел, держась за челюсть.

— Что, зубы выпали? — поинтересовалась Паула.

— Не думаю. Удар пришелся на верхнюю часть скулы, и я зубами прикусил язык, поэтому теперь несколько проблематично разговаривать. Думаю…

Паула бросилась вперед и сжала его голову чуть пониже ушей; не знаю, что она там сделала, но Ифвин аж взвыл от боли.

— Просто проверяю, не вывихнута ли челюсть. Больно было, когда я так сделала?

— Да!

Она схватила его и повторила операцию. Он слабо сопротивлялся, визжа сквозь сомкнутые зубы. Когда она наконец отпустила Ифвина, у него на глаза навернулись слезы от боли.

— Тут больно? А здесь? — спросила Паула, пару раз ткнув его в челюсть без всякого намека на аккуратность.

— Ой! Тут больно.

— Отлично, значит, повреждения не очень серьезные.

Это нормально.

Когда мы направились к остальным посмотреть, как там Хелен, я сказал Пауле:

— Это бессердечно.