И нет мне прощения

Алексей держал паузу. Он сказал все, что хотел. Теперь ждал предложения помощи от Дмитрия Тимофеевича.

– Ты надеешься, что я сдам тебе Гектора, а? – прорезался тот наконец.

– М-м-м… Можно сказать и так.

– То есть ты, парень, считаешь, что я знаю факты, которых тебе не хватает? То есть ты предполагаешь, что я СОУЧАСТНИК в убийстве моей дочери?!

…Ни фига себе, опешил Кис. И как это Тимофеич додумался до подобного? У мужика мозги явно набекрень, черт бы его побрал!

– По-вашему, я пришел бы к вам за помощью, если бы предполагал, что вы соучастник? – спокойно ответил Алексей, хотя сдерживался с трудом. – Я рассчитывал, что вы, с вашим авторитетом, сумеете надавить на зятя и вынудить его признаться.

– Ах, вот оно что!

Дмитрий Тимофеевич внезапно успокоился. Его лицо снова приобрело надменно-сухое выражение.

– В моей семье сор из избы не выносят. Иди, детектив, откуда пришел.

И он стремительно покинул кафе.

«Да завернись ты в блин! – раздраженно думал Кис, возвращаясь к себе. – Сам поднял всю городскую полицию, сам продавил все начальство, а теперь, видите ли, ему «сор» дороже истины! Зря я не держал тебя за идиота! Ты хуже идиота – ты ублюдок!..»

Звонок Сереги немного улучшил его настроение.

– Кис, слышь, у меня есть мысль. По показаниям Оленьки, «дядя», у которого такой же парфюм, как у меня, похитил ее накануне того дня, когда Иван как бы покончил с собой. Сечешь?

– Не секу.

– Иван перерезал себе вены НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, понимаешь?

– Серег, нет. Не крути.

– У Ивана имелось время, чтобы написать какую-нибудь записку, в которой он рассказал, специально для полиции, как дело было! И спрятать ее! Хорошенько так, – чтобы только профессионалы сумели найти, но не Гектор!

– Классная мысль!

…Алексей часто слышал такую теорию: настоящая любовь – это когда любят просто так, не за что-то, – типа, бескорыстно. Теория ему нравилась, но следовать ей у него не получалось. Он умел любить только тогда, когда уважал личность, а уважение – оно всегда «за что-то».

Хотя, конечно, можно уважать и не любить. Однако любить и не уважать – этого Алексей не понимал. Разного рода драмы (в реальности и в искусстве) вызывали у него недоверие: как это – он ее бил, а она его любила? Как это – она ему изменяла направо-налево, а он ее любил? Или, если о дружбе, – как у них у всех получается, что абсолютно отстойный тип имеет преданных друзей?

Ему казалось, что все это неправда. Так не бывает. То ли лично ему, Кису, толерантности не хватало, то ли все-таки ему лапшу на уши вешают рассказами о любви без всякого уважения. То ли – и даже скорее всего – слово «любить» он понимал иначе, чем другие.

Серегу он любил, потому что искренне уважал – за его безусловную порядочность, за острый ум, за великолепную способность к проблескам и догадкам. И все это несмотря на задолбанность множеством дел, которые полковнику приходилось вести одновременно. Да, у них чаще случалось так, что именно Кис приносил в клювике идеи и догадки, но Алексей иллюзий на этот счет не питал: он давно ушел из органов, жил на вольных хлебах частного детектива, был хозяином своему времени и своим мозгам, всегда имеющий возможность вволю поразмыслить над проблемой. Тогда как Серега умел и в полном цейтноте, и в немыслимом кавардаке вытащить из кармана блестящую идею!

– Классная мысль! – повторил он. – Хорошо бы еще найти ей подтверждение.

– Так я тебе чего звоню-то? Мы нашли!

– Да брось!

– Клянусь. Ты уже ушел, когда меня эта мыслишка в башку стукнула. И я ребят отправил на квартиру к Ивану. Они мне только что позвонили: нашли! За батареей! Четыре листка, выдранных из старого еженедельника! Там все описано: и как Гектор его нанял, к жене своей приставил; и как Иван в нее влюбился… Слышь, Леха, он Аиду действительно любил, прикинь! Это как-то утешает, а?

– Утешает, – согласился Кис. – Не все так подло в этом деле.

– И дальше он подробно рассказал, как его дочку похитил Гектор, как он дал ему поговорить немного с Оленькой, как пообещал жизнь девочки в обмен на «услугу» Ивана… Слушай, какими словами он закончил записку: «Гектор уже едет ко мне. Он не сказал точно, что хочет в обмен на жизнь Оленьки. Но я уверен: мою смерть. Аиду убил он, я не сомневаюсь. А теперь попытается подставить меня на новую роль: роль убийцы моей любимой. И выбора у меня нет.

Я не проклинаю тот день, когда согласился сыграть ухажера Аиды. Я был так счастлив с ней несколько коротких недель, как никогда.