И нет преград…

— Да, баптистским пастором. Он встретил мою бабушку, шайеннку, на индейской территории. Они поженились и отправились на Запад. В дороге родился мой отец. Дед стал разъездным проповедником в Калифорнии, а отец вырос на западе и рано обзавелся женой. Когда мне было всего семь лет, мы переехали в Колорадо. Как раз в это время на Пайкс-Пик нашли золото.

— Твой отец был золотодобытчиком?

— Нет, картежником, который надеялся разбогатеть, выигрывая у старателей золотые самородки. А мама была школьной учительницей. Она преподавала в Нью-Идене — шахтерском городке, в котором мы поселились.

Энни покачала головой:

— Картежник и школьная учительница. Ничего себе парочка!

Сэм нахмурился.

— Отец часто пропадал в соседнем городке, где играл с золотодобытчиками. Но к сожалению, почти все деньги он просаживал на выпивку и проституток.

— Мне очень жаль, — сказала Энни. Сэм причмокнул, погоняя лошадь.

— Мама одна воспитывала нас с сестрой. Энни подавила смешок.

— Прости, но ты не похож на сына учительницы. Сэм ухмыльнулся.

— Да, я вырос совсем не таким, как моя младшая сестра Бетси. Мама пыталась приучить меня к книгам, но я предпочитал проводить время на охоте и рыбалке или шататься по городку, слушая рассказы старожилов.

— Похоже, ты пошел в своего отца, — криво усмехнулась Энни.

— Ну, разве только самую малость, — признал он, сложив вместе большой и указательный пальцы.

— И все же ты рос не без мужского влияния.

— Это верно. К тому же через несколько лет после того, как мои родители обосновались в Колорадо, туда приехал дед — надо полагать, чтобы наставить на путь истинный местных грешников… и, разумеется, моего отца. После смерти деда бабушка вернулась к шайеннам и по сей день живет в их племени, хоть официально индейцы были выселены из Колорадо.

— Она была рада, что вернулась к своим аборигенским корням? — поинтересовалась Энни.

Сэм кивнул, хотя его явно озадачили слова «аборигенские корни».

— Она очень любила моего деда, но так и не прижилась в его безумном мире белых людей. Наверное, отчасти поэтому они все время переезжали с места на место.

— А что твои родители? Отец в конце концов остепенился. Сэм покачал головой.

— Когда мне было тринадцать, пришло известие, что его застрелили во время ссоры за карточным столом.

— Какое несчастье, — пробормотала Энни.

— А через два года моя мама умерла от малярии. Тогда-то мы с сестрой и перебрались к бабушке, в ее племя.

— Ты жил с шайеннами? Его лицо озарилось.

— Да, и это было замечательно. Бетси едва исполнилось тринадцать лет, и ей требовалось женское руководство. Она прожила там даже дольше, чем я, а когда стала взрослой, вышла замуж за белого траппера (Охотник, ставящий капканы.) и уехала с ним в Вайоминг. Она пишет мне письма.

— Ты скучаешь по ней?

— Конечно. Кроме нее, у меня больше не осталось родных, если не считать моей бабушки. — Сэм вздохнул. — Я прожил у шайеннов несколько лет и многому научился у их воинов. Теперь я умею охотиться и рыбачить по-индейски, ходить по следу. Благодаря моим шайеннским братьям я обрел цель в жизни, когда отправился на поиски озарения.

— На поиски озарения? — переспросила Энни, вспомнив, что совсем недавно уже слышала от кого-то это странноое выражение. — Что это значит?

— У юношей-шайеннов есть традиция: они уходят в дикие края и там голодают. После нескольких дней поста и медитации воину является его духовный знак — тотем. Я отправился на поиски озарения, когда мне было шестнадцать, и увидел ястреба, который посоветовал мне стать охотником за головами.

— И тогда ты ушел из племени?

— Я ушел позже, но и потом не порвал связи с племенем. Несколько раз в году я навещаю бабушку и людей ее хлемени. Я признателен шайеннам за то, что они наставили меня в жизни.

— Понятно, — протянула Энни, размышляя над его словами. — Значит, ты веришь в необходимость того, чем занимаешься?

Сэм обратил к ней серьезный взгляд.

— Я верю в справедливость. Закон должен побеждать зло. Энни рассмеялась.

— Наверное, у тебя очень противоречивая натура, если твой дед был проповедником, бабушка — шайеннкой, мама — учительницей, а отец — картежником и гулякой. Как же ты живешь с такой смесью, Сэм Ноубл?

Он усмехнулся.

— Когда мне встречается такая вздорная женщина, как ты, я просто теряюсь и не знаю, что делать: то ли читать ей проповеди, то ли учить ее уму-разуму, то ли снять с нее скальп, то ли застрелить ее, то ли с ней переспать.

Энни хмыкнула, но потом лицо ее стало задумчивым.

— Я не привыкла иметь дела с мужчинами, у которых есть свой кодекс чести.

— Кодекс чести? Ты имеешь в виду то, о чем говорил Билли Синглтри?

— Да. Чувство справедливости и целеустремленность. Ты в самом деле хочешь совершать правильные поступки, Сэм?

— Я стараюсь.

— Ну что ж, могу тебе сказать, что, арестовав меня, ты допустил ужасную ошибку! — с жаром заявила она.

Он вздохнул.

— Энни, может, не будем начинать все сначала?

— Будем. Скажи, почему ты так уверен, что нашел именно ту, которую искал?

Сэм растерялся.

— Что за дурацкий вопрос? На объявлении о розыске был твой портрет!

— Да, но почему ты искал меня именно в Дэденде?