И нет рабам рая

— Господин председатель! Господа присяжные заседатели! Нам говорят: «Не сделавшись гражданами по Духу, вы не можете стать гражданами по правам». А мы отвечаем: «Не став гражданами по правам, мы не можем сделаться гражданами по духу!»

— Я лишаю вас слова, господин Дорский, — вскипел председатель суда.

— Возмутительно! — закричала с места Маргарита-Мириам Стрельникова, придерживая берет.

— За что вам только деньги платят! — вскочил со скамьи подсудимых Стрельников и потряс в воздухе кулаками.

— Давай! Давай! — подзадоривали его мастеровые.

— Так им! Так!

— Он с ума сошел!

— Молодец! Знай наших!

— «Насих»! — передразнил кто-то.

— Господин пристав, выведите присяжного поверенного из зала суда, — распорядился Чистохвалов.

Когда судебный пристав взял Мирона Александровича за правую руку, она была суха, как дерево.

Когда подтолкнул его плечом, Мирон Александрович не сказал ему ни слова, ибо язык его прилепился к гортани.

Только глаза еще жили, но вскоре и их застлал туман.

Плыви, правый глаз, к матери моей Злате!

Плыви, левый глаз, к отцу моему Мееру-стекольщику!

И туман вдруг рассеялся, и из каждой глазницы выплыл зрачок — линь, и зрачок — лещ, и поплыли через суды и тюрьмы, через трактиры и лавки, через большаки и проселки, через тупики и развилки туда, к ведерку на крылечке родного дома, и последнее, что Мирон Александрович услышал в жизни, был всплеск воды и взмах плавников.

— Свежая рыба! Свежая рыба!

Вильнюс 1982 — Нида 1984