Эту толстую пачку фотографий Сабанина несла утром на занятия, хотела раздать фотки в группе. К счастью, она сообщила об этом Ларисе по телефону, когда та, от нечего делать, позвонила Инне по дороге на занятия. И поскольку Лариса первой оказалась в курсе, она первая и ухватила эти фотографии, приехав в универ раньше Сабаниной и встретив подругу у входа. Другие свои завтра получат, сказала, заталкивая пакет в сумку, сначала я отберу свои снимки. Сабанина не возражала, ей было все равно. Вот и отлично. Все те фотки, где Лариса снята крупным планом, она возьмет себе. И тщательно просмотрит остальные, те, на которых она на заднем плане мелькает, или в танцующей толпе, со спины или сбоку. Фотографии, на которых выглядит плохо, безжалостно уничтожит. Инна, похоже, придерживалась тех же правил. На снимках, что были в пакете, она выглядела хоть куда — голливудские улыбки, непринужденные позы. Лариса не утерпела, просмотрела их мельком, втайне от других, забежав на большой перемене в библиотеку.
Когда Лариса вошла в комнату, мама, сидя на диване, перебирала фотографии. Естественно, и Наташка не осталась в стороне от этого увлекательного процесса, торчала рядом с мамой и раскладывала их перед собой на маленьком столике.
— Руки, руки у тебя чистые? — сердито поинтересовалась Лариса.
Сестра с готовностью повертела перед Ларисой своими ладошками.
— Это кто возле тебя? — спросила мама, вглядываясь в снимок.
Лариса подошла ближе и бросила взгляд через мамино плечо.
— Гуменюк.
— Ну надо же, я его не узнала! — Мама была знакома и с Антоном и с его родителями. — Как одежда меняет человека… А это кто?
— Михальянц.
— Красивый мальчик…
— Красивый, — согласилась Лариса.
Не стала уже добавлять, что характер у него — держись подальше. Восточный деспот. Всегда прав, какую бы глупость ни сморозил.
— В Лос-Анжелес уезжает. У них вся семья уже год сидит на чемоданах, ждут разрешения на въезд в США.
— Зачем же ему тогда филологический? — удивилась мама. — Ему английский учить надо.
— Он на романо-германский факультет и поступал, только на первом же экзамене двойку получил. Папаша подсуетился, чтобы сын в армию не загремел, к нам его и засунул….
— Лариса, что за выражения!
Лариса презрительно фыркнула. Можно подумать, в их семье все, кроме нее, говорят исключительно высоким стилем!
— А это кто?
— Петров.
— Это тот, который книгу пишет?
Неужели она рассказывала маме такое про Петрова? Похоже, что так, иначе, откуда она это знает?
— Хвастался, что пишет, — кивает неохотно Лариса. — Говорит, будет бомба.
— Надо же. Как интересно. Будущий писатель… А это кто?
— Мама, я же тебе сто раз уже о нашей группе рассказывала! — сердится Лариса, которой надоели эти расспросы. — Ты всех их знаешь!
— По твоим рассказам вроде бы их и знаю, — согласилась мама. — Только одно дело — слова, а совсем другое — лица. Я ведь мало кого видела, лица мне не знакомы, потому и спрашиваю…
— Ты о мальчиках спрашиваешь.
— А что такого? Вот ты говорила, что у вас мало мальчиков…
— Так и есть. Раз-два и обчелся.
— Но если их мало, откуда столько на этих снимках? — недоумевает мама.
— Тут половина — Иннины друзья, с юридического, из медицинского, — вздыхая, объясняет Лариса.
— Тем более, нужно было с ними познакомиться!
Ну вот, опять она вернулась к своим баранам. Спит и видит, чтобы дочь поскорее замуж вышла.
— На танцах, на днях рождения только и знакомиться. Столько мальчиков, — мама снова начала перебирать снимки, — неужели ни один не понравился?